— Ого, сколько денег в конверте! Да я теперь богачка!
Пользуясь шумом и тем, что всё внимание девушек ушло внутрь пакетов, куда они чуть не с головами залезли, я незаметно ретировался. Рано или поздно восторг у них спадёт и их любопытство высунет свой нос из пакетов и развернётся в мою сторону. Врать мне сегодня совсем не хочется. Не то настроение.
Пусть участие в конкурсе Евровидения и было предсказано Верой, но я до последнего сомневался, нервничал, и лишь теперь почувствовал, что меня отпускает. Расскажи кому, что мне пришлось вытворять, чтобы добраться до этого этапа в жизни, так пожалуй, меня и на смех поднимут.
Заняться чуть ли не переустройством мира ради какого-то музыкального конкурса…
Для большинства людей такое за гранью понимания. Пусть будет так. А у меня своё видение жизни. И если ради того, чтобы русская музыка могла на равных конкурировать с любой другой мне потребуется ещё раз изменить мир, я это сделаю.
Со стороны, наверное, я смешно выгляжу. Заполучить чуть ли не способности Бога, и остаться при этом всего лишь композитором и музыкантом. Забавно, не правда ли. Может, я когда-то и сам бы посмеялся. Но мне тот же Разумов частенько вспоминается. Его тоскливый и какой-то грустный взгляд, когда он мне рассказывал про свою юношескую мечту. Да, он не стал художником. Прельстили его возможности магии и, по сути, он свою мечту, а может быть и предназначение, предал.
Я вроде бы пережил такое искушение. По крайней мере всё делаю для того, чтобы магия не лишила меня свободы выбора. Не стала в ней главным. Да, путь мой не всегда прямолинеен, но когда ты живёшь в обществе, то приходится под него подстраиваться, или подстраивать общество под себя.
Звучит это как-то не очень, и выглядит эгоистично, так и я человек другой эпохи. В моём времени общество прививало нам другие ценности и нормы. Мне даже армия не помогла избавиться от отпечатка "поколения ЕГЭ". Целый год в составе автовзвода наземной обслуги я чистил взлётные полосы и стоянки самолётов на аэродроме под Энгельсом, стараясь пореже появляться в казарме. Если бы не раздолбанная гитара, подаренная мне одним из дембелей, то в долгие зимние вечера я бы там и подох от скуки. Короче, патриотом я после срочной службы не стал.
Так что, какой с меня спрос? Дитя "лихих девяностых", воспитанный на океане "чернухи", льющейся из телевизора и интернета, и живущий во времена всеобщего воровства, возведённого на государственный уровень. Ни о каких кумирах и идеалах мы с самого детства не думали и не мечтали. Это в СССР спроси любого школьника, кем он хочет стать, так прослезишься. Лётчики, космонавты или моряки, это вам не депутаты, олигархи и блоггеры. Может, оттого я и не могу проникнуться советским мировоззрением, что мой бывший мир гораздо более циничен и прагматичен. А ещё меня бесит ежедневная ложь коммунистической пропаганды, до сих пор на словах и лозунгах строящей коммунизм.
* * *
— Ну, что, готовы? Нос выше и помните — мы лучшие!
Наконец-то мы дождались своего выхода. По результатам жеребьёвки нам предстоит выступать третьими. Как по мне, так это далеко не самый плохой расклад. Основные соперники ещё не выступили и мы своей песней постараемся так задрать планку выступлений, чтобы ни у кого из них и надежд особых на победу не оставалось.
На всё про всё у нас есть целых три минуты. Ровно такой лимит времени отпущен правилами конкурса на одну песню.
Первая минута у нас шаманская. Я очень тихо пою на низких нотах, максимально точно концентрируясь на сложной технике мелодии. Тихо петь сложно. Гораздо сложней, чем в полный голос. Моё пение перекликается с мелодией Галкиной флейтой Сякухати. За нашими спинами понемногу оживают танцовщицы, одетые в тёмные накидки, расшитые серебряной паутиной, со стилизацией под летучую мышь.
На второй минуте к моему пению присоединяет свой голос Галина, и мы сразу же с ней уходим на октаву выше, добавляя себе громкости. Настин ансамбль водит причудливый хоровод, всё больше и больше ускоряясь. Но вот звучит несколько резких аккордов оркестра и всё вдруг меняется.
Темп сразу же вырастает вдвое.
Тёмные накидки танцовщиц отброшены в сторону и девчонки взлетают над сценой в сложном танце ног и мелькании белых кроссовок.
Мы с Галкой, во время короткого проигрыша, тоже подключаемся к танцу, став на шестнадцать тактов не певцами, а танцорами.
После проигрыша, мы, работая уже в полный звук, взлетаем голосами ещё выше и сейчас слушателям кажется, что это уже предел не только наших, но и человеческих вокальных возможностей. Не тут-то было. Впереди у нас модуляция на целую квинту, а это целых три с половиной тона вверх. Последний припев заканчиваем на долгой и высокой ноте, которую на последних четырёх тактах поднимаем ещё на терцию вверх и начинаем в двухголосии её раскачивать глубоким синхронным вибрато.
Две минуты пятьдесят секунд. Музыка и пение резко обрываются, и в зале наступает полная тишина.
Три с лишним тысячи зрителей в зале павильона "Симмонскорт" замерли, и лишь спустя долгих три — четыре секунды обрушились овацией.
Нас попросту не отпускают со сцены и больше половины зала на ногах. Я вижу, что многие женщин плачут. С чего бы? Песня у нас была вовсе не грустная. Слёзы восторга? Да, это так!
Выходит конферансье и пытается утихомирить зал, но стоит нам попробовать уйти, и следует ещё один шквал аплодисментов. Теперь уже наши девчонки ревут и телевизионные камеры без всякого стеснения подъезжают к ним на расстояние вытянутой руки.
Со сцены уходим победителями.
Пусть до голосования ещё полно времени, но главное сделано!
Мы показали всему миру музыку Советского Союза!
