Последнее лето ярла Ульфа - Александр Владимирович Мазин

Смолой досталось не так чтобы многим, хоть вопили обожженные истошно. Куда больше потерь было от того, что крыша щитов распалась и на наступающих вновь посыпались стрелы. Много стрел. А Гуннар велел стрел не жалеть. Запасы в крепости имелись. Но дело даже не в запасах. Если удастся сразу ополовинить вражеский хирд , их ярл крепко задумается: а так ли ему нужна эта крепость?

Будь свеев сотня, так бы и вышло. На первом штурме свеев больше полусотни выбило. Кого совсем, кого — на время. Но свеев была не сотня.

Это стало ясно, когда второй драккар подошел и Гуннар смог оценить численность вражеского хирда. Около трехсот бойцов. И бойцов не из последних, судя по вооружению.

От стен до пристани — шагов двести. Из лука добить можно, особенно сверху, но Гуннар приказал не стрелять. Пусть свеи думают, что в безопасности. И послушают, как кричат их раненые.

Слушали свеи недолго.

Отправили к крепости посланца с белым щитом на палке.

Что ж, поговорить Гуннар не против.

Встал на стену, приосанился.

— Кто такой? — поинтересовался.

— А ты кто? — заорал тот в ответ.

— Я — хёвдинг этой крепости! — рявкнул Гагара. — А ты?

— Самозванец ты, а не хёвдинг! — возразил свей. — Это земля конунга Эйрика Эймундсона! Только он решает, кому здесь быть ярлом, а кого скормить псам.

— Да ну? Уверен? — издевательски поинтересовался Гуннар. — А по-моему, это я решаю. Вижу, и мяско жареное уже поспело! Одолжить тебе пару шавок?

Тут посланец сообразил, что разговор завернул не в ту сторону, и решил вернуть его в нужное русло:

— Кто бы ты ни был, но должен позволить нам забрать…

— Я? Должен? Тебе? — Гуннар захохотал.

Когда он смеялся, то становилось ясно, почему его прозвали Гагарой. Тот же звук. Разве что побасовитее.

Когда отсмеялся, то услышал, как скрежещут зубы переговорщика. Или показалось?

Впрочем, тот помалкивал.

Только обожженные вопили да свеи на причале зашумели. Наверное, что-то из беседы долетело и до них.

— Попроси меня! — предложил Гуннар надменно. — Скажи: взываю к тебе о милости, Гуннар-хёвдинг, позволь мне забрать моих недобитых дружков!

Переговорщик молчал.

Раненые стонали, выли и хрипели.

Но уже потише, чем недавно. Кто выдохся, а кто уже умер.

— Ну же! — поощрил Гуннар. — Скажи — и я позволю вам их забрать. Или попробуй взять силой, это будет весело!

— Почему это?

— Так смолы у нас еще много! — охотно разъяснил Гуннар.

— Хор-рошо! — с трудом сдерживаясь, крикнул переговорщик. — Будь по-твоему, Гуннар-хёвдинг! Можно нам забрать раненых?

— Нельзя! — хохотнул Гагара. — Ты неправильно попросил. Надо: взываю к твоей милости, Гуннар-хёвдинг!

— Взываю к твоей милости, Гуннар-хёвдинг! — прорычал переговорщик. — Можно нам забрать раненых⁈

— Дозволяю! — высокомерно бросил Гуннар. — Забирайте! Мои воины не станут вас убивать!

Интересно, что бы сказал свей, узнав, сколько у Гуннара воинов и что это за воины? Или как раз знают и потому так нагло полезли?

— Зря ты его злил, — сказала ему позже Гуда. — Обидятся — не отстанут.

— Жена, — погладил ее по спине Гагара. — Я же тебя рожать не учу. — Но потом снизошел, объяснил: — Людей они сегодня много потеряли, силу нашу почуяли. А я своими словами уверенность показал: мы сильнее. Поверят в это — уйдут.

— А они поверят? — спросила женщина.

— Только если не ведают, как на самом деле.

— А они не ведают?

Гуннар вздохнул. Не ответил. Подозревал: знают свеи его силы. Не может такого быть, чтобы они кого-нибудь бывавшего в крепости не изловили. А если изловили, то и вызнали все. Это все викинги умеют.

Знали или нет, но больше свеи нахрапом не лезли. Переплыли на ту сторону речного рукава, высадили команды заготовителей древесины, а сами встали на якоря у берега.

То, что они не стали разбирать на осадную снасть строения на берегу острова, Гуннару не понравилось. Причин в этом он видел две, и обе нехорошие. Первая — свейский ярл уже считал все имущество на острове своим и не хотел портить; вторая — сырое дерево поджечь труднее. Последнее говорило о том, что свейский ярл не глуп и правильные выводы из неудачного штурма сделал.

А еще было понятно: штурма сегодня не будет. И завтра, скорее всего, тоже. Так что можно как следует подготовиться. И в первую очередь поднять боевой дух защитников, ведь все они видели врагов и не могли их не страшиться.

Вот почему Гуннар тем же вечером устроил для двенадцати своих хускарлов и пятидесяти трех кирьяльских стрелков пир. Праздновать победу, когда враг все еще у ворот, — это внушает уверенность.

Богов тоже не забыли, своих и кирьяльских. Угостили щедро. Богам кровь, людям мясо.

И боги откликнулись. Ночь вышла такой темной, какой уже давно не было. В этой необычной для летнего времени темноте, бесшумно, подошли к острову лодки и высадили подкрепление. Сохрой привел Гуннару в помощь две сотни молодежи из тех, кого еще Бури стрелять учил. И не только людей доставил, но и припасы. Съестные и воинские.

Сказал: не благодари. Падет крепость — и свеи за них примутся.

Стрелков высадили, мирных забрали. Без потерь.

А свеи опять оплошали. Драккары запросто могли бы перехватить кирьяльские лодчонки, но не перехватили. Может, потому, что не думали, что к острову подмога от лесовиков подойдет. А может, потому, что на свейский лагерь на другом берегу напали. Звук по воде хорошо идет. На острове отлично слышали, как орали встревоженные свеи.

Теперь, когда под рукой было двести пятьдесят стрелков, у Гуннара появилась надежда: он еще поживет.

Раньше норег не боялся смерти. Знал: там, в Валхалле, будет не хуже, чем здесь. Теперь — другое дело. Теперь у него сын. Как его здесь бросить? Нет, нельзя умирать Гуннару, никак нельзя.