Год 1941 Священная война - Александр Борисович Михайловский

- А почему вы, Анна Сергеевна, так обо мне заботитесь? - спросила Зина и уже совсем тихо добавила: - И чего такого страшного в этом вашем фонтане?

Я вздохнула и пояснила, как говорится, в порядке поступления вопросов:

- Забочусь я о тебе, Зина, потому что мы с тобой коллеги. Я ведь тоже была вожатой в лагере, которая однажды летом две тысячи шестнадцатого года пошла с детьми погулять в горы и влипла в смертельно опасную историю с путешествием по мирам. Только нам повезло, так как рядом оказались капитан Серегин и его люди, и поэтому на все дальнейшие ужасы мы смотрели из-за спин настоящих мужчин. С тех пор прошло уже почти два с половиной года, отряд из восьми бойцов вырос в почти полумиллионное войско, позади осталось одиннадцать воистину страшных миров, этот двенадцатый, но все это время мы смотрели на происходящее из-за спин своих защитников. Что касается нашего Фонтана, то это не просто архитектурное украшение, а могущественный источник Силы, дарующий этому миру настоящую Живую Воду, исцеляющую любые раны. Но и это еще не все. В этом фонтане живет его Дух, мужская сущность страшной соблазнительной силы, для которого нет большего удовольствия, чем заманить в свои объятья засидевшуюся в девственницах наивную деревенскую дурочку. Как специалист тебе заявляю, что непосредственное знакомство с Духом Фонтана - худший способ начинать половую жизнь. Обычно к нему бегают хронически неудовлетворенные нимфоманки да прожженные воительницы-амазонки, которые и спят-то с мужчинами только для того, чтобы те зачали в них хорошую дочь. А тебе такое зачем?

- Да, вы правы, - вздохнула моя собеседница, - мне такое приключение совершенно ни к чему, поэтому теперь я на всякий случай буду обходить этот ваш фонтан самой дальней стороной. A-то вдруг и в самом деле случится что-нибудь... эээ... неприятное... Однако должна сказать, что ваши слова про две тысячи шестнадцатый год и другой мир меня не убедили - уж слишком вы обыкновенная, только одеты несколько экстравагантно... Я сейчас будто сплю, вижу страшный сон и все никак не могу проснуться. Поэтому скажите же, наконец, где мы оказались, кто вы на самом деле такие и что со всеми нами будет дальше?

Ум товарища Басовой как мог защищался от жестокой реальности, причем страшным сном ей казалось не только наше Тридесятое царство, но и вся эта ужасная война. Но это опасно, потому что так и до «ку-ку» недалеко. Елизавета Дмитриевна рассказывала, что тамошняя Александра Федоровна после убийства мужа внушила себе, что он только что вышел и вот-вот вернется. Так и провела остаток жизни в этом святом убеждении.

- Зиночка, - сказала я как можно более ласково, - это совсем не сон. Там, в вашем мире идет, быть может, самая страшная война в истории России со времен нашествия монгольского хана Батыя. Но ничего, Серегин Батыю рога поотшибал, судил и посадил на кол, он и с Гитлером сделает то же самое, надо только немного потерпеть, и все будет хорошо. Главное, что и вы, и ваши детки живы, почти здоровы и находитесь в безопасности, а все остальное неважно. Тут вас приняли как родных и никогда не бросят на произвол судьбы. Дети будут учиться в школе, да и вам мы найдем работу по специальности... вы же учительница?

Моя собеседница хотела что-то сказать в ответ, но тут дверь в мой рабочий кабинет раскрылась и на пороге появилась Зул бин Шаб, во всей своей рогато-хвостатой красе. Как всегда, вовремя.

- О, Аннушка, - сказала она своим глубоким голосом, - я вижу, что у тебя новый брошенный котенок?

В обморок Зина не упала: видимо, нервы у советских учительниц и пионервожатых были все же покрепче, чем у средневековых царевен. Она только побледнела и, посмотрев на Зулю расширенными глазами, спросила заплетающимся языком:

-А... это кто еще, скажите, пожалуйста, Анна Сергеевна?

- Это, - торжественно произнесла я, - Зул бин Шаб, графиня-изгнанница из одного такого далекого мира, что из нашей ветви Мироздания он кажется адом. У нас Зулечка - очень уважаемый член общества, специалистка по соединению мужского и женского во всех позах, икона дамского стиля и гроза разных нехороших людей, которых она просто обожает пугать внезапными появлениями среди ночи.

- Да, я такая! - гордо вскинув голову и взмахнув хвостом, ответила рогатая-хвостатая. -Но сейчас, Аннушка, разговор не обо мне, а о твоей гостье. Она испугана, но разумения не утратила, и это мне в ней нравится. Не то что некоторые принцессы на горошинах и без. А не нравится мне ее одежда, которая уродует такую прекрасную фактуру. Эй, невидимые слуги, разоблачите нам эту особу, чтобы стояла она тут в таком же натуральном виде, как и в миг своего рождения!

- Постой, Зуля! - попыталась я урезонить свою деммскую подругу. - Может, не надо?

- Нет, надо! - строго ответила та. - Разве ты не видишь, что девушка так неестественно напряжена и воспринимает все в штыки, потому что чувствует свой диссонанс с этим местом? Сначала следует привести в соответствие внешние данные, и только потом заниматься ее душой. Это, скажу я тебе, так же точно, как дважды два равно четырем. Ну, начали!

Тут на испуганную Зину налетели невидимые слуги и принялись раздевать девушку стремительно, но без особой грубости. Минута - и вот уже она стоит перед нами с рассыпавшимися по плечам пшеничными волосами, полностью обнаженная, послушно опустив руки по швам и не пытаясь прикрыть ни пышные перси, между которыми притаился нательный крестик, ни мохнатое лоно. При этом ее глаза с тоской провожают бесформенный ком одежды, который по воздуху выплывает в дверь, чтобы упокоиться в накопителе для разного мусора. Уж в Тридесятое царство после процедуры экстренного раздевания она поверила окончательно и бесповоротно.

Тем временем Зуля обошла свою жертву по кругу, придирчиво рассматривая ее во всех подробностях, как Фидий заготовку для будущего шедевра, и слегка шлепнула ладонью по плотной попе, которая даже и не подумала реагировать на эту провокацию. Звук при этом был такой, будто ударили по манекену из плотной резины, а сама Зиночка только тихонько ойкнула.

- Ну вот, - сказала чрезвычайно довольная рогатая-хвостатая, - это, я понимаю, женское тело. С таким не стыдно ни в постель к императору, ни на подиум, ни