Именно это я и заорал, глуша двигатель и автоматически выдергивая из гнезда ключ зажигания:
– Приехали, блин! Все из машины, хватайте стволы!
Выхватив из спального «пенала» автомат и пару тубусов одноразовых «РПГ-18», я выскочил наружу, тут же уйдя перекатом вправо, поскольку водительская дверь выходила на «немецкую» сторону. Бат и Очкарик выпрыгнули следом – их от противника прикрывал трейлер. Едва успеваю добраться до товарищей, прежде чем по кабине проходится пулеметная очередь, и стекла брызгают осколками, осыпающимися вниз сверкающим водопадом. Откуда именно велся огонь, никто из нас не видел, но стреляли прицельно: вторая очередь легла ниже, почти над самой землей. Оглушительно хлопнули пробитые шины, и «MAN» грузно осел на левый бок. Солоновато запахло соляркой: пули пробили бак.
– Твою мать… – выругался себе под нос Батоныч, потянув носом. – Если полыхнет, и второй танк потеряем. Очкарик, друг мой, кто-то, помнится, рассказывал про тихий участок, на котором не ведутся боевые действия? Или меня мой маразм подводит?
Борис нас все-таки расколол. Уж слишком наше отношение к сбору информации было серьезным, не очень-то походя на увлекательную, интересную, но все же игру. Ну так мозги у него работали дай боже… Так что после короткого, но бурного разговора в нашей маленькой команде «путешественников на войну» появился новый член. Уж больно Очкарик оказался убедительным, заявляя, что без него ни о каком быстром налаживании производства РЛС и более-менее современных средств связи и речи быть не может. Да и с развитием полупроводников он тоже может сильно помочь. Ну и то, что в «Т-44» был необходим заряжающий, также сыграло свою роль…
– Владимир Петрович! Товарищ генерал! Но в Библиотеке все так и есть! Я трижды проверял по разным источникам! Здесь еще больше суток ни наших, ни немцев быть не должно! Наверное, снова история изменилась!
– Захлопнись, Боря! – примирительно буркнул Бат, остывая. – Какая уж теперь разница, тачке кранты, хоть бы «коробочку» спасти. Ты уже, наверное, и не рад, что с нами съездить напросился?
Борис пожал могучими плечами и неопределенно хмыкнул.
– Ладно, бери две «Мухи» и шуруй к корме прицепа. Танк и самоходку видел? Эти на тебе. А мы с Виталей правый фланг поддержим, заодно и тебя прикроем. Все, вперед, боец! Вот с-сука!
Последнее относилось к немецкому пулеметчику, снова открывшему огонь. На этот раз пули ударили вдоль всего трейлера, с визгом рикошетируя от прицепа и с глухим туканьем прошивая насквозь тонкий металл кабины. Пришлось пригнуться, укрываясь за колесом. Звякнув, разлетелось, осыпав нас мелкими осколками, боковое зеркало. Скрипнула, просев на перебитой петле, незахлопнутая дверца.
– Прицельно бьет, падла! – констатировал генерал. – Из танкового пулемета так не постреляешь. Я там вроде броневик заметил, видимо, он. Вот что, Виталя, бэтээр на тебе. Далековато, конечно, но достать можно. А я тот танк, что к батарее идет, спалю. Давай, не тупи. Твой выстрел – первый.
Привычно привожу в боевое состояние гранатомет, раздвинув трубу и взведя УСМ; Батоныч делает то же самое, судя по клацанью, успевая еще и изготовить к бою автомат. Осторожно выглядываю из-за не слишком надежного укрытия: если сейчас пуля шину продырявит, в морду так сжатым воздухом долбанет, что мама не горюй. Разбираем цели: мне, как и планировалось, достается замерший почти в двухстах метрах полугусеничный бронетранспортер, пулемет которого и обстреливает тягач. Володе – короткоствольная «четверка», ползущая в сторону советской артпозиции. Пушка отчего-то не стреляет, видимо, расчет погиб или ранен, и сейчас танк собирается раздавить последнее уцелевшее орудие. А вот хрен вам! Поглядим еще….
С этой мыслью я рванулся вперед, с ходу занимая стойку для стрельбы с колена. Привычно вскидываю на плечо тубус «Мухи», совмещаю прицельную марку мушки, отмеченную цифрой «20», с силуэтом цели. Прав Батоныч, горизонтальные штрихи выходят за фронтальную проекцию, значит, до броневика почти двести метров – далековато, но достать можно. Все, пора! Палец вдавливает спусковой рычаг боевого шептала, и «эрпэгэ» стреляет, выбрасывая назад струю отработанных газов. Провожать взглядом несущуюся к цели ракету, разумеется, не стал, просто отбросил в сторону израсходованную трубу и торопливо метнулся обратно в укрытие. В метре оглушительно ширкхает гранатомет Батоныча, по ушам неприятно бьет воздушной волной, и генерал плюхается рядом:
– Попал?
– А я знаю? Счас… – быстро выглядываю из-за колеса. Как раз вовремя, чтобы заметить, как крохотный огонек порохового ускорителя втыкается точнехонько в борт бронетранспортера. Коротко сверкает, над угловатым корпусом поднимается клуб дыма, и следом полыхает загоревшийся бензин. Готов. А вот Батоныч промазал – граната ударяет в полуметре от гусеницы, разбрасывая в стороны клочья выдранного взрывом дерна и комья глины. Самое неприятное, немецкие танкисты, похоже, заметили, откуда к ним прилетел «подарочек», и башня начинает разворачиваться в нашу сторону. Твою ж мать!
– Валим, мазила! – заорал я, подхватывая автомат и на ощупь опуская флажок предохранителя на один щелчок. – Давай за прицеп! Сейчас по нам долбанет!
Но вместо танка неожиданно стреляет пушка, расчет которой я посчитал погибшим. В отличие от Батоныча наводчик не промахивается, и снаряд попадает в нижний лобовой лист рядом с ведущей «звездочкой», срывая левую гусеницу и убивая механика-водителя. Несколько секунд подбитая боевая машина вертится на месте, выворачивая пласты земли и подминая под себя сорванную гусеничную ленту, и наконец останавливается. Спустя полминуты начинает густо дымить, неспешно разгораясь, двигатель – похоже, семидесятишестимиллиметровая болванка на излете пробила и внутреннюю перегородку моторного отсека. Из башни, стремясь выбраться наружу прежде, чем полыхнет бензин, лезут двое танкистов. Рядом грохочет автомат Бата, срезая обоих недлинной очередью.
В этот момент стреляет укрывшийся за кормой трейлера Очкарик, с первого выстрела уничтожая самоходку, в которой я без труда опознаю – такую хитрую многогранную боевую рубку с коротким «огрызком» ствола трудно с чем-либо спутать – «StuG-III» одной из ранних модификаций. Неплохой выстрел: граната втыкается в борт над самой надгусеничной полкой, и САУ тут же взрывается, разбрасывая в стороны выгнутые ударной волной бронелисты. По прихоти судьбы охваченный огнем корпус проезжает еще несколько метров, прежде чем мотор глохнет окончательно. Не мешкая, Очкарик стреляет во вторую цель, но портачит с упреждением и вертикальным наведением, и граната, вместо того, чтобы ударить в корпус или МТО, попадает в переднюю часть утыканной заклепками башни. Впрочем, фашистам хватает и этого: танк – легкая чешская «Прага», не переносит попадания кумулятивной гранаты, способной пробивать трехсотмиллиметровую броню. Я так и не понимаю, что происходит внутри, но наружу трое фрицев лезут, словно наскипидаренные. Четвертый, похоже, остается в боевом отделении. Или экипаж «Pz.Kpfw.38(t)» и состоит из трех танкистов? Наши с Батонычем автоматы слитно бьют короткими очередями, и фашисты валятся на землю, застывая возле гусениц темными холмиками. Все, отвоевались…
