— Есть кто с «Грома»?
К грузовику протиснулись несколько моряков.
— Ну мы с «Грома», чего хотел? — спросил один из них.
— Загляните в кузов и скажите, вам знаком лежащий там человек?
Похоже, они собрались лезть в кузов всем гуртом, пришлось урезонить:
— Да куда вы все-то? Делегируйте кого-нибудь одного.
В кузов забрался один из матросов. Ему передали фонарь. Вскоре раздался голос:
— Батюшки! Вадим Николаевич! Да кто ж вас так?
— Что там, Кожемякин? — заволновались матросы.
Взволнованный Кожемякин высунулся из-под навеса.
— Братцы! Тут мичман наш, Берсенев, весь израненный!
— Берсенев? — Как Берсенев, он же в отпуске? — Кто его так?!
Последний вопрос был адресован мне, но я уже лез на броневик. Простите, Владимир Ильич, что срываю вам премьеру, но таковы обстоятельства! Укрепившись на броне, я протянул руку Кожемякину.
— Становись рядом!
Матрос заколебался, но десятки рук уже подсаживали его на броневик.
— Товарищи матросы, прошу тишины! — крикнул я в освещаемое светом костров пространство.
Когда шум заметно стих, продолжил, обращаясь к Кожемякину:
— Расскажите товарищам, что вы видели.
— Там, — показав рукой на кузов, крикнул Кожемякин, — мичман наш, Берсенев, с «Грома».
— Знаем Берсенева, нормальный офицер, — послышались голоса. — Что с ним?
— Лежит, братишки, весь избитый, но, покуда, живой.
Я тут же перехватил слово.
— Товарищи! Берсенева мы отбили по дороге сюда у шестерых пьяных матросов, которые его избивали.
— Где они?! Давай сюда этих упырей! Порвём!!
— Они тут, в кузове, лежат связанные.
Толпа грозно загудела и стала надвигаться. Я подал сигнал и кронштадтское небо распороли очереди из «самопалов». Толпа отхлынула. Воспользовавшись этим, рота ощетинилась штыками (моряки с «Авроры» были вооружены винтовками), перекрывая доступ к грузовику с арестованными.
— Товарищи!! — закричал я страшным голосом, стараясь перекричать возмущённый гул.
Кожемякин испуганно на меня покосился и полез с броневика. И хрен с ним, не до него!
— Товарищи! — повторил я. — Те, кто избил офицера, одеты в такую же форму, как и вы. Неужто вы поднимете руку на своих товарищей?
— Ты это брось! — раздалось снизу. — Упыри они, а не товарищи. Ты их с нами не равняй!
— Так я бы с радостью. Но только вот отличия не вижу. Они Берсенева толпой били, и вы толпой стоите. Как же мне вас различать? В каре становись!! — резко изменил я тон и тему разговора.
Сначала ничего не происходило. Но вот сквозь ворчание толпы стали пробиваться команды:
— Становись! — Становись! — Становись!..
Вскоре вокруг конвоя образовалось хоть и не совсем стройное, но каре.
— Вот теперь я вижу, что имею дело не со сбродом, а с революционными военными моряками! Давай, Кошкин, открывай митинг!
Кошкин тут же оправдал свою фамилию, мгновенно взлетев на броневик.
— Братишки! — прокричал он. — Я, Кошкин, матрос с «Авроры». Многие тут меня знают.
— Знаем! — Знаем! — откликнулась толпа. — Привет, Кошкин! — Здорово, братишка! — Ты чего офицерскую фуражку надел? — Что там у тебя вместо кокарды приляпано?
— Наперво хочу передать пламенный привет революционным матросам Кронштадта от революционных матросов Петрограда! — Переждав шум, вызванный его словами, Кошкин продолжил: – Вот вы, братишки, спрашиваете, что на моей голове делает офицерская фуражка с красной звездой вместо кокарды? Отвечаю. Всё это от того, братишки, что есть я теперь не просто матрос, а депутат Петроградского Совета рабочих, солдатских и матросских депутатов и командир отряда морского десанта с красногвардейского крейсера «Аврора»!
От такой речи строй снова почти сломался. Со всех сторон летели вопросы о Красной Гвардии, о Петросовете, об обстановке в Петрограде и десятки других, не менее важных для моряков вопросов. Кошкин старался перекричать толпу:
— Передаю слово представителю Петроградского Совета, командиру отряда особого назначения Красной Гвардии, товарищу Ежову!
* * *
Зябкий рассвет приглушил свет костров на Якорной площади. Совсем недавно закончился многочасовой митинг. Берсенева давно отправили в госпиталь. Избивших его хулиганов на гарнизонную гауптвахту. Большая часть роты во главе с Кошкиным патрулировала городские улицы. Сам я беседовал с командирами матросских отрядов.
— … Ваша основная задача, товарищи, поддерживать в Кронштадте революционный порядок. По улицам пустим усиленные патрули. Оружие, не подотчётное солдатским и матросским комитетам, следует изымать, дебоширов и погромщиков арестовывать. На огонь отвечать огнём! И помните. Всё, что есть вокруг вас: дома, оружие, корабли, форты – всё это отныне принадлежит народу. А своё добро следует беречь.
— А господа офицеры теперь тоже народное добро? — под дружный гогот товарищей спросил какой-то шутник.
Я улыбнулся.
— А почему нет? Они жили на народные деньги, выучились на офицеров. Знают морское дело и военную науку. Грешно таким добром разбрасываться!
— Дерьмо они, а не добро! — буркнул кто-то.
— Что, вот так все и дерьмо? — удивился я.
— По мне, так все, — продолжил тот же голос, но тут с ним не согласились.
— Это ты, Шадрин, брось! — сказал седоусый кондуктор. — Дерьмо среди офицеров попадается, но не так уж и часто. Большинство хотя нашего брата особо и не жалуют, но и худа не делают. А есть среди них и хорошие люди, как мичман Берсенев.
— Оказывается всё не так уж и плохо? — спросил я у ворчуна. — Такие, как Берсенев, я думаю, по доброй воле примут Революцию. Остальных будем убеждать, если потребуется – перевоспитывать, ну а с дерьмом будем разбираться по всей строгости революционного закона. Но закона – не самосуда! Вам понятно, товарищ?
— Это-то понятно. Тут дело в другом. Ты почто тут раскомандовался? Ты питерский? Ну и командуй у себя в Питере! У нас в Кронштадте и свои командиры найдутся!
На него зашикали, но я попросил тишины.
— Не сомневаюсь, что найдутся. А пока не нашлись, пока вы свой Совет не избрали, я побуду у вас заместо коменданта.
— Это заместо Вирена, что ли? — спросил чей-то голос. — Тот ещё змей!
Гулко прозвучала пулемётная очередь.
— Откуда стреляют? — спросил я.
— Похоже, от дома Вирена и стреляют. Не к добру мы его помянули, — вздохнул усатый кондуктор.
К дому военного губернатора Кронштадта я отправил группу «самопальщиков» и броневик. Значит, очередь выпустил он.
— Грузи свой отряд в машину, и поехали! — скомандовал я кондуктору.
