Прежде чем он стал обжигающим, я вложил будущий ключ в гнездо на крышке. Ага, работает! Сделанные мной петли зацепились за крючки потоков, и диск начал сам по себе проворачиваться.
Трак! Трак-трак-трак! Диск остановился, не сделав и четверти оборота, и задрожал, не в силах двинуться дальше. Ох, чёрт! Здесь нужны дополнительные петли!
Small wand взлетел вверх, и я принялся рисовать потоки “по горячему”. Ах ты ж дрянь! Я недооценил создателя “Лейбницевой шкатулки” — под первым слоем потоков оказался спрятан второй, мощнее и жарче.
Эфир пробирала мелкая рябь, нити изгибались, грозя лопнуть и обжечь меня откатом. Врёшь, собака! И не с таким справлялся!
По лбу скатывались капли пота, палочка дымилась, не выдерживая напряжения. Нет, нельзя отвлекаться, не сейчас. Давай, цепляйся же, ну!
Золотым диском сейчас можно было обжечься. Но я умудрился зацепить последний “крючок” на эфирную петлю, и “ключ” со скрипом провернулся. Есть!
Скрытый механизм щёлкнул, и крышка шкатулки откинулась. Внутри лежали письма, чуть-чуть пожелтевшие и горячие от разогревшегося замка. Ещё бы пару минут неудачного взлома, и содержимое ларца просто сгорело.
Я демонстративно отвернулся — пусть княжна видит, что я не прочитал ни строчки, не увидел даже адресата этих писем.
— Софья, можете забрать бумаги.
Княжна кинулась к шкатулке. Спешно схватила письма, прижала к груди и, ничего не говоря, пошла к выходу. Ну вот, даже спасибо не сказала.
Ноги от долгого сидения затекли. Я медленно встал, морщась от колючих иголочек в икрах, потянулся, разминая плечи, и только тогда обратил внимание на мой small wand. Ёшки-матрёшки!
Деревянный изолятор сильно прогорел, потрескался и начал крошиться. Но это ещё полбеды, хуже всего, что испортился серебряный сердечник. От высокой температуры он начал плавиться, металл потёк, да к тому же начал гнуться. Мне захотелось выругаться. Накатила досада, переходящая в бешенство.
— Ой! Совсем испортилась палочка?
Ягужинская с сочувствием смотрела на small wand.
— Да.
— Какая жалость.
Старый опричник, наблюдавший за моей работой, подошёл ближе. Покачал головой, разглядывая испорченный инструмент, и поинтересовался:
— Починить нельзя?
— Нет. Проще новый сделать.
Не желая больше обсуждать потерю, я развернулся и пошёл к себе. Моя вина: не рассчитал потоки заранее, не учёл напряжение эфира, не разделил работу на несколько частей. С другой стороны, я могу собой гордиться — мало кто работал с такими высокими энергиями, чтобы расплавить сердечник. В Сорбонне я точно не слышал о таких случаях.
* * *
Уже вечером ко мне в комнату постучали.
— Войдите.
В дверь церемонно вошёл лакей и объявил:
— Князь Алексей Дмитриевич Голицын милостиво желает дать аудиенцию дворянину Константину Платоновичу Урусову!
Он сделал паузу, чтобы насладиться произведённым эффектом, и добавил:
— Прошу следовать за мной.
Лакей повёл меня по длинному коридору в другое крыло дома. Он торжественно шествовал впереди, указывая дорогу. Будто знаменосец впереди полка, идущего в атаку.
Из бокового прохода неслышно выскользнула Ягужинская. Догнала меня, улыбнулась и тихо шепнула:
— Константин Платонович, прошу вас, не упоминайте в разговоре про шкатулку. Это убережёт вас от лишних неприятностей, а мы с Софьей будем вам очень признательны.
Кинув мне многообещающий взгляд, она также бесшумно скрылась за одной из дверей. Замечательно, ёшки-матрёшки! В какую интригу эти две девицы меня втравили? Князю, значит, не говорить, чем его дочь занимается. А если я выдам? Получу от него благодарность или, наоборот, неприязнь? Пожалуй, лучше промолчу.
* * *
В этот раз князь принимал меня одного, без Боброва. То ли раньше с ним побеседовал, то ли не желал вмешивать его в разговор.
— Константин Платонович!
Князь встал, чтобы меня поприветствовать. Отечески обнял и похлопал по плечу.
— Алексей Дмитриевич, рад вас видеть.
— А уж как я рад! Уважил, заехал к старику. Давненько у нас не был, всё в имении сидишь, как медведь в берлоге. Ты же вроде молодой, самое время по балам танцевать да развлекаться.
Я сдержанно улыбнулся. Мне не понравилось, что он походя перешёл на “ты”. Вроде как по-свойски, по-родственному, и в то же время показывая, что выше меня. Конфликтовать из-за этого я не стал, не время, но выводы сделал.
— Не имею привычки, Алексей Дмитриевич. Мне интересней делами заниматься.
— Наслышан, наслышан. Как Шереметеву хвост накрутил, а?! Молодец! Сразу видно нашу породу.
Он подмигнул мне, светясь от довольства.
— Не переживай, он больше не посмеет на тебя давить, это не по правилам.
Ага, вот оно что. Как я и думал, князь использовал меня в игре “больших мальчиков”. Предложение войти в род, переданное через Боброва, тоже было частью какой-то комбинации. Сейчас он мне такого не предложит, уже незачем.
Нравится ли мне такое положение? Не очень. Я им не бильярдный шар, чтобы меня туда-сюда катать. Надо лезть вверх и становиться самостоятельным игроком.
— Константин Платонович, всё хотел поинтересоваться твоими планами.
— В каком смысле?
Князь прищурился.
— Натура у тебя, Константин Платонович, деятельная, просто так сидеть не будешь. Обязательно свои знания бакалавра да применишь. Наверняка уже мануфактурку задумал поставить или даже заводик. Ведь думал, да? По глазам вижу, что думал. А я бы к тебе в капитал вошёл, пока другие хищники не откусили.
Да прямо сейчас, пустил я тебя, козла, в мой огород. Обойдёшься, дорогой князь, не получится присосаться к моей мастерской. Ишь, шустрый какой вампир нашёлся.
— Простите, Алексей Дмитриевич, но я пока капитал на развитие брать не собираюсь. Дело новое, начну пока своими силами.
Голицын понял по моему взгляду, что я его и на выстрел не подпущу с займами, и поджал губы.
— Ох, непростой ты человек, Константин Платонович, — князь погрозил мне пальцем, — и не скажешь, что учёный. К купцу моему подход зачем искал?
Ты смотри, уже доложили о моём знакомстве с Третьяковым. Хорошо у Голицыных надзор поставлен.
— Так для вашего, Алексей Дмитриевич, торгового интереса. Вам первому товар предложу, как родичу.
— А что за товар?
— Лошадей.
— Хм, — по его губам пробежала усмешка, — сложный товар. Пока разводить начнёшь, пока подрастут, пока продашь. Не боишься разориться?
— Так я их не разводить буду, а делать.
— Механических? — князь так удивился, что даже моргнул несколько раз. — Вроде немецких?
— Лучше. Как авалонские будут, не хуже.
Голицын не поверил мне, саркастически подняв бровь.
— А не хвастаешься ли ты, братец? Авалонские… Это же порода, у них мастерские на весь мир известны.
Настал мой черёд усмехаться.
— Я прекрасно знаю, как они их производят. Детали мой кузнец не хуже скуёт. А как маг я получше многих их буду.
Князь покачал головой.
— Ой, смотри, Константин Платонович. Ежели сможешь — на золоте пить-есть будешь. Как первых сделаешь, сразу за мной посылай, я тебе лучшую цену дам.
Видимо я недостаточно хорошо скрываю эмоции — князь заметил, что я не
