тротуару ступенями. Поднимаешься к стеклянным дверям под козырьком, опертым на колонны буквами «V». Скромная и строгая табличка, золотом по черному, извещает: «НИИ субэлектронных структур».
Солидно. Академично. Хитроумно.
Минуешь турникет под недобрым взглядом бдительных вахтеров, и выходишь в обширный двор. Тут тебе и развесистые осокори, и каштановые аллеи, и даже беседки, заплетенные виноградом. Только фонтанов не хватает.
А за аллеями и променадами глыбится «аквариум» — стеклянный параллелепипед, объемом с хорошую пятиэтажку. Там-то и приютили лишенцев из НИИВ. Правда, в институте мы наособицу, у нас даже первый отдел свой, чем товарищ Привалов тихо гордится.
— Василий Макарович, с утром вас! — сокращенно поздоровался я, прикладывая новенький пропуск к валидатору.
— И вам, Михаил Петрович, доброго ранку, — важничая, вахтер перешел на суржик.
Многие из наших сменили локацию без раздумий, иных убедили перспективы, а Макарыча уговаривать не пришлось.
«Вот, если бы на север куда, — рассуждал старый партизан, — я бы еще подумал. А на юг… Так это мы завсегда!»
Жаль, на новом месте фойе нет… Проходная сразу стыкуется с широким коридором, светлым безо всяких ламп: все двери — стеклянные, солнечные лучи пробивают этажи навылет. Похоже, архитектор был из эксгибиционистов. Странно, что для перегородок с перекрытиями он таки оставил бетон.
Сотрудники филиала, будто совы, прятались от уймы света — какими только шторами и жалюзи они не занавешивали прозрачные стены! Зато все на виду…
Свою лабораторию я узнал по грохоту отбойного молотка и раздирающему треску сварки — яркие лиловые «зайчики» плясали на стенах коридора.
Помещение вышло огромным — площадью десять на десять, а в высоту — до самой крыши. Несколько платформ, сваренных из профнастила и скрепленных стальным каркасом, пропускали сквозь себя вертикаль ускорителя, смахивавшего на ракету пришельцев.
Сбоку и до самого верха вился зигзагом дырчатый трап. Электрические вспышки шипели и скворчали, снопы окалины и оранжевых искр опадали вниз, наполняя воздух запахом горячего металла.
— Етта… Погоди, не спеши. Дай молоток…
Оглушительные удары загуляли эхом, отражаясь от стеклянной стены, перекрещенной стальными балками и поперечинами. Я лишь головой покачал — у Вайткуса получилось нечто среднее между заводским цехом и монтажно-испытательным комплексом на космодроме.
Озабоченно подергав пленку, укутывавшую блоки «Коминтерна-3», я малость ободрился — пыль нашему суперкомпу не грозит. О, уже и хронокамеру собрали! Молодцы, однако…
Новую, конечно, ставили. Ту самую, что везли с «начинкой» из шпионов-диверсантов. Жаль, что старую разнесло — все ж, музейный экспонат. Нацепили бы бронзовую табличку, написали бы что-нибудь пафосное про первый заброс человека в прошлое — и большой шаг для всего человечества.
Пошатав новенькие, тепленькие еще перила трапа, я полез наверх. Ну, с ускорительной секцией все понятно, она как пустая обойма, а дружному коллективу предстоит нудная и тяжелая работенка — будем устанавливать магнитные ячейки, запитывать криостаты… «Начать и кончить!», — как Ромуальдыч говорит.
Вайткуса я обнаружил на третьем уровне — начальник техотдела кряхтел, стоя на карачках, и прихватывал сваркой бортики настила. Прикрывшись ладонью, чтобы не словить «зайчика», я громко сказал:
— Ромуальдыч, так и стой! Будем лепить с тебя героя труда!
— Ага! — жизнерадостно поддержал меня Рустам, переквалифицировавшийся в сварщика. — И отольем в бронзе!
— Точно! — загорелся Киврин, придерживавший бортик. — А потом, когда установим на постамент перед проходной, все лаборантки будут тереть бронзовый зад — на счастье!
«Царевичи», шуршавшие уровнем выше, дружно загоготали, а Вайткус разогнулся, поднимая маску.
— Етто сколько ж терпения надо с вами, — добродушно пробурчал он, стукнув держаком и смахивая огарок электрода. — Ох, и вздрючу я вас однажды, ох, и вздрючу… Глаза!
Успокоенный, я спустился вниз. Работы — море, но к лету должны успеть. Всё смонтируем, как надо, вычистим, вымоем, выкрасим… И диванчик поставим, и пульт, и фикус!
И будем гонять ускоритель на всех режимах, вызнавая тайны контрамоции и прочие вкусные секретики. На перемещение человека во времени наложен строжайший запрет, и правильно. Нечего испытывать мироздание на прочность. А вот над асимметричной теорией относительности подумать стоит. Коллективно. По робким прикидкам, АОТО должна сойтись с квантовой механикой. И тогда до нас дойдет, что такое гравитация. Глядишь, и гравитоны уловим в наши сачки, как бабочек…
— Здравствуй, Миша.
В первые мгновенья я даже не понял, кого вижу. Передо мной стояла красивая, молодая женщина с малышом на руках. Вихрастый херувимчик вертелся, таращил глазята, и отвлекал внимание.
— Мадонна… — пробормотал я. — Марина?!
— Я! — рассмеялась матерь человеческая, и нежно поцеловала меня, затягивая ласку чуть дольше приятельской. — Рад?
— Очень! — признался я, и пожал ладошку чаду. — Привет.
— Дя-дя, — пролепетало дитя.
— Дядя Ми-иша, — представила меня мама, воркуя.
— Ми-са… — послушно вытолкнул ребенок.
— Как назвали? — улыбнулся я, чувствуя какую-то глупую ревность.
— Александр! Но чаще — Искандер.
— А-а… — уразумел я. — Так ты прямо оттуда? Ближний Восток?
— Багдад, — кивнула Марина. — Ершов просто взлетел у Аль-Бакра! Еще годик-другой, и возглавит Спецбюро «Мухабарат».
— Круто, — заценил я.
Молодая женщина замешкалась, словно уловив в моем голосе нечто, не совпадающее с дружескими отношениями. Оглянувшись, она тихо сказала:
— Я бы хотела ребенка от тебя, но… — опущенные ресницы дерзко взлетели, открывая черный блеск. — Ты же всё понимаешь!
— Понимаю… — я бездумно погладил смуглое тонкое запястье с обвисавшим браслетом. — Как бы здорово было, чтоб не выбирать! — вырвалось у меня. — А еще лучше — прожить три или четыре жизни, и каждый раз иначе!
— И с иной подругой, — ухватила смысл «Росита».
— Ты тоже всё понимаешь…
По трапу, шумно топоча, спустился Корнеев, и Марина пригасила откровенность, с живостью заговорив:
— Отпустил меня мой благоверный, вместе с наследником! Тут поспокойней как-то. Вчера только порядки навела в квартире, а часов в одиннадцать сходим к заведующей детсадом. Я сюда надолго, может быть, на год. У меня должность с «простудным» названием «ИО начохр»!
Виктор споткнулся, и смущенно выговорил, взглядывая на знойную красотку:
— Правда, что ли?
— Витёк, — официально улыбнулся я, — позволь тебе представить Марину Ершову, капитана… Капитана?
— Майора, — ослепительно улыбнулась красотка.
— Майора госбезопасности!
— Здорово… — выдохнул Корнеев, тут же вдохновляясь: — Нет, правда, здорово! И вы… м-м… погоняйте этот спецназ! Замучали уже! Пашут без перекуров!
— Витё-ёк! — гулко толкнулось с высоты. — Где электроды?
— О, слыхали? —
