гибели. После Брянско-Вяземской катастрофы попали в окружение войска Брянского, Западного и Резервных фронтов. Линия фронта вплотную приблизилась к городу. Передовые подразделения немецкой мотопехоты 62-го саперного батальона дивизии СС «Дас Райх» оказались на расстоянии двадцати — тридцати километров от Красной площади. Фельдмаршал фон Бок с восторгом докладывал своему фюреру о том, что в бинокль наблюдал за жизнью на улицах «азиатской» столицы.
По Москве поползли многочисленные, один страшнее другого, слухи. В подворотнях шептались о свободной дороге на столицу, о десятках наступающих немецких дивизий с сотнями танков и тысячами орудий, о бегстве высшего руководства страны, об отсутствии запасов продовольствия. На какое-то время оказались парализованными местное городское руководство, отделы милиции и НКВД. Улицы оказались во власти бандитов, грабивших и убивавших направо и налево.
В этой катастрофической ситуации Сталин принял решение о проведении традиционного военного парада 7 ноября 1941 года. До самого последнего момента ясности о том, состоится ли парад, не было. Войска московского гарнизона получили соответствующий приказ лишь в 23 часа 6 ноября.
7 ноября был пасмурный и снежный день. Серо-свинцовые облака плыли низко, едва не царапая крыши домов. Температура почти не кусалась, отметка в градуснике едва перевалила за десять градусов. Окружающие Красную площадь здания закутались в снежное марево.
— … Бывали дни, когда наша страна находилась в еще более тяжелом положении. Вспомните 1918 год, когда мы праздновали первую годовщину Октябрьской революции. Три четверти нашей страны находились в руках иностранных интервентов. Украина, Кавказ, Средняя Азия, Урал, Сибирь, Дальний Восток были временно потеряны нами. У нас не было союзников, у нас не было Красной Армии, мы ее только начали создавать, не хватало хлеба, не хватало вооружения, не хватало обмундирования, — по всей площади разносился столь знакомый для каждого гражданина в Союз голос Верховного Главнокомандующего. — Теперь положение нашей страны куда лучше, чем больше двадцати лет назад. Наша страна во много раз богаче теперь и промышленностью, и продовольствием. Мы имеем теперь отличную армию и мощный флот, грудью отстаивающие свободу и независимость нашей Родины. У нас нет серьезной нехватки ни в продовольствии, ни в вооружении, ни в обмундировании.
Среди многочисленных жителей Москвы, собравшихся на парад, был и Теслин, Предгрозовая атмосфера, повисшая в воздухе, захватила его. Вместе с тысячами собравшихся на площади людей он с замиранием сердца ловил каждое слово Сталина, звучавшее для всех них спасительным откровением. Вождь подобное Мессии говорил о тяжких испытаниях, выпавших на долю народа; об их избранности для великой освободительной миссии, состоящей в очищении мира от коричневой чумы. Уверенный голос обещал скорую и неминуемую победу, полный и абсолютный разгром врага.
Теслин прекрасно помнил эту речь Сталина, в его времени многократно звучавшую в многочисленных кинохрониках и военных фильмах. Он вслушивался в каждую фразу, ловил интонации, невольно сравнивая воспоминания и оригинал.
— … Наш тыл крепок, как никогда. На заводах героическим трудом делаются танки и самолеты, орудия и снаряды, личное оружие и боеприпасы. Советские ученые создают новые виды оружия, которое в самом скором времени обрушит на врага весь пролетарский гнев. Прирученная энергия солнца испепелит немецкие корабли, танки и бастионы…
Прогремевшая над площадью фраза о прирученной энергии солнца, испепеляющей вражескую технику и укрепления, едва не заставила ученого вскрикнуть изумления. В оригинальной речи Сталин никогда не говорил такого. «Он же о плазме сказал! В этом нет никакого сомнения! Неужели Сталин решился применить это оружие? Не хотел ведь. Я прекрасно помню, как он говорил об этом при встрече в Кремле. Он боялся, что, узнав про мощь этого оружия, против Союза объединится весь мир… Значит, случилось что-то такое, что полностью изменило ситуацию. Что? Союзники перебежали к немцам? Зашевелилась Япония? Немцы прорвали фронт? Черт побери, надо от греха подальше, возвращаться на завод. Чует мое сердце, что намечается что-то нехорошее…».
К сожалению, ученый оказался не так далек от истины в своих предположениях. В свою речь Сталин внес изменения буквально за полчаса до парада, когда стало известно о захвате немцами Красной Поляны после сильнейшего удара в стык Резервного и Западного фронтов. Путь на Москву в очередной раз оказался совершенно открыт. Чтобы хоть как-то сдержать немцев и выиграть время, командование Западного фронта кидало на встречу противнику все, что только могло наскрести — курсантов военных училищ, части милиции и добровольных дружин, отряды рабочих.
Обо всем этом Теслин узнал, когда вернулся на завод. Въезжая на территорию завода, ученый от удивления тихо присвистнул. Творившийся здесь кавардак разительно отличался от того выверенного порядка, к которому он привык за последние недели. По снежной каше бестолково бегали рабочие с винтовками, пытавшиеся выстроиться в некое подобие строя. Между ними носился, как угорелый, в шинели на распашку красномордый майор, ни на секунду не переставая материться.
— … Я вам так растак! В шеренгу построиться не могут! Бараны! Ты, как винтовку держись, дери вас во все щели! Своих же перестреляешь! Немец в двадцати километрах от Красной площади, а они телятся.
Их автомобиль остановился рядом с черной эмкой, покрытой грязью до самой крыши. Сержант Абросимов, выскочив из машины, тут же побежал к майору, узнать о случившемся.
— Товарищ Теслин, немцы фронт прорвали! — через мгновение сержант уже бежал обратно. — Дорога на Москву свободна. Резервы только завтра прибудут. Объявлена тотальная мобилизация, чтобы задержать немцев. Сам военный комендант Москвы генерал Синилов заводы объезжает, формируя подкрепление.
Пройдя через проходную, они сразу же свидетелями некрасивой картины. Высокий полный мужчины в генеральском кителе во весь голос орал на сгорбившегося директора и тряс здоровенным кулаком перед носом Кернеса.
— … Почему только пять десятков? У тебя же по бумагам на заводе почти три сотни лбов трудится! Где, твою мать, остальные? Харю плюшят⁈ — надрывался генерал Синилов. — Что ты мне в нос своими бумажками тычешь⁈ Какой к херам план, когда немчура на пороге Москвы⁈ Всех под ружье! Всех выводи на улицу строиться!
Размахивая руками, как угорелый, военный комендант носился по цеху, открывая двери всех кабинетов подряд. Распахнув дверь второго цеха, генерал Синилов вдруг замер.
— Бумажная твоя душа, а это что такое? Тут у тебя стальной конь! Бронепоезд! Что же ты молчал⁈ — еще громче заревел генерал, тыча рукой в сторону обшитого броней локомотива. — Там наши бойцы погибают без поддержки, а он здесь целую батарею на колесах прячет! Приготовить к бою!
Дрожащий директор испуганно уставился на Теслина. Тот в свою очередь растерянно развел руками. Мол, он ничего сделать не может.
— Товарищ
