отставку, вместо него поставят генерала-инженера Чевкина. Многие в те дни писали в дневниках, как же они рады, что столь ненавидимый многими Клейнмихель, наконец, смещен, и что Чевкин — очень хороший и порядочный человек. Вот только хороший парень — это не профессия, а сам Константин Владимирович хоть раньше действительно занимался железными дорогами, но последние десять лет провел в отставке. И за это время запомнился разве что эскизом Константиновской медали — да, в честь того самого великого князя Константина, с которым мы так «любим» друг друга…
В общем, теперь я не удивлен, что при таком человеке железные дороги империи оказались в полной зависимости от иностранного капитала и производства. Впрочем, может быть, я зря нагнетаю, и Лейхтенбергский завод просто делал плохие паровозы. О чем я и спросил Томпсона.
— Самые лучшие делали! — тут же выпалил тот. — Только в 1853 году поставили новый рекорд. Из Санкт-Петербурга в Москву за 12 часов доехали. Технические остановки всего час двенадцать, скорость — 60,4 километра в час. Колесная формула тоже одна из новейших — 2−2–0. А еще сейчас в разработке паровозы типа 0−4–0 с четырьмя движущимися осями!
Еще больше захотелось ругаться. В Англии и Германии такие поезда появятся только в конце восьмидесятых, а у нас вот они. Нужно только делать, а не смотреть с придыханием в сторону заходящего солнца.
— А еще Шиффнер получил согласование от царя на дорогу через Харьков в Одессу. Уже вернулась первая экспедиция, в которую входило аж семь изыскательских партий. Если бы не война, мы уже могли начать ее строить, но… — Томпсон развел руками. — Видимо, все отложилось на пару лет.
Увы… Не на пару, а почти на сорок — к этому проекту вернутся уже только после Александра II — но я не стал поправлять американца. Хотя какой он американец. Россия времен Александра I и Николая Iтем и удивительна, что притягивала самых разных людей самых разных национальностей, которые находили себе тут дело своей жизни и становились местными. Примерно так же, работая магнитом для талантов, росла в эти же годы Америка. Какое все-таки удивительное свойство у сильных держав: делать чужих своими.
— Так зачем вы ко мне пришли, господин Браун Томпсон? — я вздохнул и уже совсем по-другому посмотрел на инженера.
— Я мог бы сейчас отправиться в Италию [25], а потом домой, — начал он. — Но, если вы поможете, я смог бы остаться.
— Ваше предложение?
— Оставьте мне ваш завод! — выпалил Томпсон. — Путилов передал мне, что Морское ведомство не будет брать его себе. А управление железных дорог не сможет получить достаточно ресурсов в военное время. Так все паровые машины, которые должны были достаться Лейхтенбергскому заводу, оказались зарезервированы и выкуплены великим князем Константином.
Неожиданный поворот: оказывается, мой противник даже доброе дело сделал так, что разворотил все вокруг. А вот Путилов молодец — не стал сам сотрудничать, зато намекнул обо мне человеку, которому это было необходимо.
— И вы решили просто объединить то, что и так есть, — понял я. — Завод на Волковском полигоне продолжает делать двигатели, а вы готовите для них платформы на Лейхтенбергском.
— Именно, — Томпсон кивнул.
Что ж, пожалуй, можно будет зачесть это дело как часть моей сделки с Клейнмихелем. Все же я ему должен, а тут и перспективы интересные вырисовываются.
— Тогда я не против… — начал я. Томпсон хотел было вскочить, но я остановил его. — Естественно, завод вы получите не бесплатно.
— Что вы хотите? — инженер нахмурился. — Если что, у меня нет денег, и кредит на нужную сумму мне никто не даст. Иначе я бы и не пошел никуда!
— А зачем мне деньги? — я пожал плечами, на корню сбивая настрой собравшегося было поругаться американца. — Вы создадите акционерное общество, и Волковский завод станет моим в него вступительным взносом.
— Это возможно, — Томпсон теперь смотрел на меня с интересом.
— Второе условие, — я продолжал. — Мы заранее пропишем устав завода, где будут зафиксированы минимально возможные зарплаты для сотрудников, условия труда и опционы.
— Что такое опционы?
— Выделим часть акций компании, и сотрудники, отработавшие десять, двадцать и тридцать лет, получат право выкупить их по номинальной стоимости.
— При том, что на самом деле акции к тому моменту значительно подорожают?
— Скорее всего, при условии, что наши работники будут хорошо делать свое дело и на производстве не возникнет проблем.
— Но это же такие деньги. Не сейчас, но в будущем! Зачем вам это?
— Чтобы каждый сотрудник был заинтересован в успешности завода. Чтобы знал, что если что-то украдет, то украдет в том числе и у своих товарищей, у себя самого. Чтобы, когда сюда придут агитаторы социалистов, их никто не стал слушать. Времена меняются, и кому как не вам, приехавшему с другого конца света, это понимать? Людям нужна надежда, а не только выживание. Кого-то будет поддерживать желание урвать куш в конце срока, кто-то, наоборот, придержит эти акции в семье и встретит старость на проценты. Мы будем много просить от рабочих, но и предложить должны не меньше.
— Это последнее ваше требование? — спросил после паузы американец.
— Знаете, у нас в России принято разбивать любые задачи на три части.
— Это потому что у вас бог триедин? — проявил осведомленность Томпсон.
— Потому что в сказках, на которых мы выросли, все строится на цифре три. Три брата, три задания, даже голов у нашего дракона, змея Горыныча, тоже три.
— И какое же третье условие?
— Двигатели должны выпускаться не только для паровозов или каких-либо еще машин Министерства путей сообщения. Они должны быть в продаже для частных лиц или товариществ по разумной цене — не более чем по двойной себестоимости. А тем, кто захочет получить двигатель для развития своего дела, мы и вовсе отдадим его бесплатно. Почти…
— Вы хотите поступать, как со мной! — понял
