«Шерманы» держались лучше, но два попадания в двигатели Долгушин насчитал.
Пехоты не было видно – танки сопровождала китайская конница.
Кавалеристы метались и кружили среди танков, как одуревшие. Иногда в эфир прорывался боевой клич Гоминьдана: «Цилай! Цилай!»[34]
– Второй заход!
– Командир! Вижу самолеты противника!
– Ч-черт! Вот только их нам и не хватало! Народ, бросай танки! Атакуем!
Навстречу «строем-роем» летели десятка два «Харрикейнов», переданных китайцам то ли через Бирму, то ли через Индию, напрямую в Синьцзян. Самолеты были так себе – «Харрикейны» уже устарели в 1934-м, когда появились.
Даже в войну они сильно отставали в скорости от «Мессершмиттов» и «МиГ-3», что уж говорить о «МиГ-15». Зато они были надежны – собранные из стальных труб, обтянутых полотном, «Харрикейны» неплохо сопротивлялись разрывным снарядам.
«Ну-ну…» – подумал Долгушин.
Обстреляв противника метров с семисот, группа ушла вверх. Свалившись с «горки» в пике, «мигари» открыли огонь, выбив две машины из «строя-роя». Но и «Харрикейны» могли кусаться – неся по четыре 20-миллиметровые пушки «Испано-Сюиза», китайцы имели шанс навредить продвинутым реактивным истребителям.
Если, конечно, успеют.
– Ребята! – рассмеялся кто-то в эфире. – Они нас догонять собрались!
– Не смейся над убогими, – строго сказал комэск, – грех это.
В самом деле, чуть ли не эскадрилья «Харрикейнов» карабкалась вверх, хотя «МиГи» обгоняли их, как велосипедисты пешеходов.
Словно от бессильной злости, вверх протянулись дымчатые шнуры трассеров.
– Четверке Наливайко – атаковать!
Две пары «мигарей» набросились на китайские истребители, постреливая короткими очередями. Попадание в мотор, в кабину или в бензобак сводило на нет хваленую надежность «Харрикейнов», тем паче что 37-миллиметровым снарядам были до лампочки стальные каркасы английских машин.
Воздушного боя не получилось, была бойня, что-то вроде уничтожения вредителей сельского хозяйства – китайские самолеты вспыхивали и летели к земле. А когда «Харрикейны» пытались открыть огонь, то угнаться за «мигарями» у них не получалось – самой выгодной тактикой, по сути, стала пальба наугад. Авось в той точке, куда, как в перспективе, сходятся трассеры, окажется советский истребитель…
– Народ, внимание! Возвращаемся.
От трассы они сместились всего на десяток километров, и вот она – дорога. На обочинах догорали подбитые танки, и было их не меньше роты. Еще столько же машин казались сверху целыми и невредимыми – у кого гусеницу размотало, у кого ленивец разбило.
А на юге поднималось облако пыли – это на полной скорости уходил подальше танковый батальон. Кавалерии тоже заметно не было.
– Я – Четырнадцатый! Уходим, народ. Подзаправимся, навесим эрэсов и вернемся.
– Выполним и перевыполним план по сбору металлолома!
– Ха-ха-ха!
* * *
И потянулась служба. Неделю спустя, когда «Ту-2» забрасывали гоминьдановские полки кассетными бомбами и те выкашивали все живое в радиусе сотен метров, когда «катюши» выжигали гектары позиций, заражая китайцев «медвежьей болезнью», пришло понимание того, что Красная Армия одержала очередную победу, а Советский Союз вырос еще на одну автономную область (ходатайство о вхождении в состав СССР Восточного Туркестана как раз рассматривал Верховный Совет).
Гоминьдан бежал из Синьцзяна, и по этому поводу руководство Восточно-Туркестанской Рес-публики устроило большой праздничный прием, куда съехались даже кочевники и староверы.
Алихан-тюре наградил советских летчиков орденами «Борец за независимость» 1-й степени – это были простенькие звезды, штампованные из золота.
А еще через несколько дней пришел приказ из Москвы – 156-й полк перебрасывали в Семипалатинск.
Все проходило в обстановке повышенной секретности, энкавэдэшников на аэродроме было больше, чем пилотов, а все инструкции имели гриф «Совершенно секретно. Особая папка». Совершив небольшой перелет километров за сто к северо-западу, две эскадрильи «МиГов» сели на пустынное взлетное поле, раскатанное на левом берегу Иртыша.
Ничего сложного в службе полка не было – летали по периметру да поглядывали, не подкрадывается ли коварный враг…
Строгие комиссары, блюстители секретности, сообщили самую малость: летчикам поручалась охрана площадки «М», где проживали ученые, конструкторы, офицеры и их семьи, а также «Учебного полигона № 2», где будет испытываться РДС-1.
Что такое РДС и как это сокращение расшифровывается, не знал никто, включая и самих «таинников». Но Долгушин догадывался…
* * *
…6 ноября, в канун 28-й годовщины Великого Октября, на полигоне УП-2 все было готово. Посреди опытного поля – круга радиусом десять километров – возвышалась стальная решетчатая башня высотой с двенадцатиэтажный дом. На нее-то и надо было поднять РДС-1, первую советскую атомную бомбу.
Около полуночи РДС собрали – вложили заряд из плутония и нейтронные запалы. В три ночи монтаж изделия закончили, а в 6.35 начался монотонный отсчет времени.
В шесть часов утра дневальный скомандовал подъем, и летчики 156-го ГИАП потянулись на построение, однако Макаров, бледный и невыспавшийся, сообщил, что полеты отменены вплоть до особого распоряжения.
Ровно в семь степь озарила ослепительная вспышка. В момент взрыва на месте башни с РДС-1 вспухло светящееся полушарие, куда больше солнечного диска и в несколько раз ярче дневного светила – небо померкло на фоне холмов и степи, озаренных инфернальным огнем.
– Она! Она! – выскочил из каземата Курчатов, потрясая кулаками. – Она!
Восклубился столб взрыва, уходя в стратосферу, накатила ударная волна, уминая траву, разрушая дома, валяя грузовики и вагоны, как игрушки.
Два танка со свинцовой защитой приблизились к эпицентру, делая замеры – практика подтвердила теорию, мощность взрыва составила 22 килотонны в тротиловом эквиваленте. Металлическая башня испарилась, на ее месте зияла воронка, покрытая коркой шлака.
Но Курчатов и Берия, наблюдавшие, как набухает чудовищный «гриб», видели куда больше – «испарилось» единоличное владение атомным оружием. Американцы с англичанами были уверены, что Советский Союз в лучшем случае построит собственную бомбу в году этак 1954-м. Они ошиблись – «Россия делает сама».
ГДР, Берлин, 12 ноября 1945 года
Операция «Немыслимое» закончилась полным фиаско – последним это понял Трумэн. Бомбежка Нью-Йорка не погнала на улицы протестующих демонстрантов – волна страха накрыла Америку. Дело дошло до того, что в Конгрессе собралась едва четверть «народных избранников» – большая их часть попряталась, икая от ужаса, ибо ожидала непременного налета на Вашингтон.
