И это стало лишь началом. Смерть Великого Кормчего спустила какую-то незримую пружину, казалось, на просторы Поднебесной вернулась «эра милитаристов».344 Лоскутное одеяло провинций, не успевшее за полтора десятилетия слиться в единую страну, начало с треском рваться по швам.
Первым, опасаясь требующего подчинения и ресурсов Линь Бяо, на сторону Гоминьдана переметнулось руководство острова Хайнань. Там справедливо полагали, что флот США будет лучшей защитой смертельно надоевших потрясений. Детонатором следующего удара стали вложенные в Тибет индийские и американские деньги, в условиях безвластия они живо обернулись кровавым восстанием в Лхасе. Далай-лама покинул убежище в Индии и спустился с гор вместе с партизанами. После недельной резни, в ходе которой был убит почти миллион человек, Тибетское восстание345 пятьдесят девятого года начало казаться детским утренником.
Не отставали и другие. Неожиданно для всех в Сиане, самом сердце древней «серединной империи», к власти пришел Революционный комитет Гоминьдана,346 который возглавил еще не забытый в народе маршал Чжан Сюэлян,347 персональный враг Чан Кайши, неожиданно отпущенный последним из-под двадцатилетнего домашнего ареста в Тайбее. В Ухане, крупнейшем городе густонаселенной провинции Хубей, на прежнюю должность вернулся снятый в 1967 году за расправу с хунвейбинами начальник военного округа Чэнь Цзайдао.348 Обид он не забыл, и лояльные Пекину партийные активисты, кто не успел сбежать, быстро оказались в расстрельном подвале.
В Маньчжурии не обошлось без экстремистов, пытавшихся напомнить о четырех веках, в течении которых все ханьцы были вынуждены заплетать волосы в знак покорности перед маньчжурами,349 но… Слишком давно Сунь Ятсен отрезал свою косу, да и вообще, для размышлений о военном походе на юг и возврате времен империи Цин350 нужно было напрочь оторваться от действительности.
Однако националистическая в сущности идея независимой Маньчжурии была более чем популярна как в народе, так и среди партийных функционеров среднего уровня. Поэтому реалисты раздумывали не слишком долго, их ни грамма не пугали сложности «пути в социализм» соседней Монголии. Допущенные там «перегибы» казались сущей мелочью по сравнению с авантюрами Великого Кормчего. Лидером «нового курса» стал первый секретарь ЦК КПК ключевой провинции Ляонин Хуан Хоцин. Бывший студент Коммунистического университета трудящихся Востока не забыл старых друзей и лекции товарища Сталина. Тайные переговоры в Благовещенске подтвердили самые смелые надежды, Москва, уставшая от взбрыков Мао Цзедуна, была совсем не против образования еще одного независимого государства вблизи своих границ. Более того, в обмен на аренду злосчастной, и никому кроме СССР не нужной КВЖД,351 в Кремле легко пообещали спешно организованной коммунистической партии Маньчжурии продовольствие, оружие, боеприпасы, и даже помощь военных советников.
С границами новой страны тоже проблем не возникло, ведь в недавней истории у манчьжуров было свое государство Манчьжоу-Го,352 и при всей его «марионеточности» оно даже успело получить кое-какое мировое признание, в том числе – от СССР. Осталось только поместить на красное полотнище флага желтый пятилепестковый цветок старого герба, и стряхнуть пыль с бумаг.
Кан Шен отреагировал на возникновение нового государства удивительно спокойно. Первый запал прошел, и опытный интриган прекрасно понимал – без помощи СССР разбить готовящуюся к очередному «Северному походу»353 армию Линь Бяо невозможно. Тем более официальная позиция Москвы оставляла простор для маневра – поддержка Манчьжурской Народной Республики объяснялась «спасеним хотя бы прогрессивной части коммунистического движения в Азии», к которому, безусловно, могут примкнуть все «здоровые силы компартии Китая». В конце концов, писала «Правда», СССР состоит из пятнадцати национальных республик, и это нисколько не мешает гражданам жить и трудиться на благо всей страны.
Больше всех образование МжНР разозлило по-прежнему считающего себя правителем всего Китая Чан Кайши. Но патроны из Вашингтона не собирались вмешиваться в ситуацию – большой, единый, и владеющий ядерным оружием Китай успел напугать слишком многих в мире. Да и вообще, и без Маньчжурии слишком многое и слишком быстро менялось на просторах Поднебесной империи.
Не просто складывалась ситуация и на западной окраине КНР. После смерти Мао Цзедуна давно возглавляющий Комитет КПК Синцзян-Уйгурской автономной республики «прагматик» Ван Эньмао, бывший заместитель комиссара Нанкинского ВО, оказался в жестоких тисках национального вопроса. Если называть вещи своими именами, то 250-тысячный корпус НОАК на территории Уйгурии был армией оккупационной, а партийно-хозяйственные руководители – инородцами-захватчиками. Более того, китайцы и уйгуры ненавидели друг друга настолько сильно, что для них приходилось устраивать отдельные цеха, магазины, столовые.354 Многочисленные казахи, киргизы и джунгары только добавляли проблем. Даже организаций хунвейбинов в СУАР было целых три!
Таким образом не только власть, но и сама жизнь товарища Вана была привязана к размещенным в Урумчи частям НОАК. Это, кроме прочего, означало, что без поддержки центральной власти продержаться не получится, и уж совсем нельзя помыслить о самостоятельности или, упаси Будда, независимости подобно Маньчжурии. Осталось только понять, кому из лидеров подчиняться… Пекин и Гуанчжоу практически на равных правах претендовали на роль столицы единого Китая. И ни тот, ни другой, не могли обеспечить снабжение корпуса продовольствием и боеприпасами, в то время как местные ресурсы приходилось получать едва ли не с боем. Скоро раскиданным по Синцзяну гарнизонам пришлось экономить буквально каждый патрон и литр солярки.
В то время как на огромном пространстве гор и пустынь фактическими хозяевами стали вожди местных племен, многие из которых ориентировались на СССР еще со времен Восточно-Туркестанской Республики.355 Не будь корпус НОАК настолько большим по численности, партизанские отряды давно бы гнали ненавистных «ханьцев» к восточным перевалам. Но бороться с более чем внушительной силой без открытой поддержки «с севера»… Дураков среди полевых и племенных командиров не было. Да и предательства опасались всерьез, слишком хорошо многие помнили судьбу правительства Восточно-Туркестанской республики, погибшего в очень странной авиакатастрофе то ли под Иркутском, то ли под Читой.356
