— Садись.
Мартин сел. Спохватился, что присев на самый краешек стула, заведомо поставил себя в положение провинившейся стороны и намеренно развалился повольготнее. Командир не преминул это отметить.
— Еще ногу на ногу закинь, — брюзгливо предложил Ченнолт.
Мартин понял, что малость перегнул и принял соответствующую моменту внимательно-выжидательную позу.
— Уже лучше. Есть дело… — чуть дружелюбнее сообщил американец.
Австралиец смотрел на командира и не узнавал его. Ченнолт бывал разным, но всегда непоколебимо уверенным в себе, как и положено стопроцентному янки. Тон, жесты, легкое покачивание головой — все выдавало человека сомневающегося и неуверенного.
— Есть дело… — повторил Ченнолт. — Сейчас поедешь с ремонтной бригадой к Саутгемптону. Там истребительный аэродром. Примешь 'Комарика', посмотришь на экипаж. Утром вылетишь, в установленном порядке и будешь нарезать круги над акваторией, пока не опустеют баки. Потом повторишь. И так до полной темноты.
У Микки отвисла челюсть. Грамотный и квалифицированный пилот-ночник в дневном и бесцельном вылете — это почти то же самое, что танк на дорожных работах. Тем более если для этой работы требуется ехать в ночь невесть куда, да еще и принимать чужую машину. Всем видом австралиец изобразил немой вопрос. Ченнолт вздохнул.
— Ситуация следующая. Есть у Ее Величества корабль, 'Глочестер'. Ничего выдающегося, но денег стоит. Неделю назад он перегонял в сопровождении конвой в Атлантике и получил две торпеды. От кого неизвестно, раньше однозначно списали бы на происки злого Ганса, но теперь вполне может статься, что подарок и от Ивана. Крейсер на ходу, но потерял скорость и хорошо осел. Поэтому, теперь он идет на ремонт в Портсмут, но на два дня завис в Саутгемптоне.
— Гражданская гавань, — заметил Мартин, — непорядок. Хорошо черпнул?
Американец фыркнул.
— Не то слово! От гидроударов разошлись швы на треть борта, и посудина ползет по уши в воде. В Саутгемптоне его на живую нитку подлатают и погонят дальше. Сегодня и завтра чинят, посменно, без перерыва, на него перевели почти весь квалифицированный гражданский персонал. Послезавтра крейсер затемно уходит дальше.
— Босс, это все хорошо, но мы то здесь при чем? — осторожно осведомился Мартин, — да и я все-таки ночной…
— Поучи меня работе, — едко заметил Ченнолт. — Сам знаю. Но дело вот в чем… Час назад мне позвонили по знакомству… Уже практически в сумерках видели и слышали воздушного разведчика. Не немецкого, русского. Вполне возможно, что у 'комми' хорошее зрение и хорошая оптика. Подраненный крейсер в гавани — цель законная и приятная. И мне это очень сильно грызет душу. Если бы я был на месте какого-нибудь Ганса или Ивана, и если бы я на ночь глядя получил сведения, что совсем одинокий крейсер кинул якорь в пределах вытянутой руки… То, наверное, что-нибудь попробовал бы изобрести по этому поводу. Боюсь, что коммунисты и изобретут. Сделать что-то они смогут только завтра, потом корабль пойдет в сопровождении специального воздушного эскорта и 'ботов Черчилля'. На базе примешь на борт моего соотечественника, он из 'Национального изобразительного сборника', при камерах и немецкой цветной пленке. Будете крутить маршрут над гаванью и снимать все, что случится. Если случится. Вот и вся твоя задача.
— Босс, можно вопрос?
— Нельзя! Все твои вопросы я и так знаю. Почему ты? У меня нет сейчас под рукой других опытных пилотов, которых завтра можно было бы запустить над Саутгемптоном. Ночник — не страшно, даже если начнется бой, я запрещаю в нем участвовать. Зачем это надо? Я хочу видеть своими глазами масштабную воздушную операцию русского Фронта и материал, с которым я мог бы поехать домой, чтобы потребовать еще пригоршню самолетов и разного оборудования к ним.
— Командир, а вы предупредили англичан, чего можно ожидать?
— А как же!
— И что?
— То же, что я сам ответил бы на их месте. Это не немецкая зона ответственности, поэтому Гансы не полезут топить крейсер без согласования с русскими. За одну ночь им всю бумажную работу по совместной подготовке не уложить. А Иваны технически не способны 'вдруг', с минимальной подготовкой провести операцию на потопление корабля… Да еще по наводке одного-единственного разведчика. Если что и появится, то их будет мало, неорганизованно и обычный 'зонтик' все отобьет.
— В общем, правильно звучит, — заметил Мартин. — Но наше дело летное, приказ партии и правительства будет выполнен.
— Завязывай с этими красными фокусами, — рявкнул Ченнолт. — Я, по-твоему, похож на Сталина?
Босс со своим томагавкообразным носом и пронзительным взглядом на Сталина не походил ни разу. А смахивал скорее, на старого и очень злобного грифа. Но Мартин решил более не испытывать терпение командира.
— Так точно, босс! Будет исполнено, босс! Разрешите идти, босс?
— Иди, — смягчился американец. — Бумаги сейчас возьмешь у… — он качнул головой в сторону 'Дайте два', тот зашуршал еще более деловито. — Все оформлено. Там полетные карты, документы на заправку и прочее снабжение за счет местных, согласования по району патрулирования. На месте дадут разрешение оператору на съемку стратегического объекта. Бедняга еще не знает, что, скорее всего этих кадров он не увидит, как своих ушей.
— Не патриотично, — позволил себе самую малость пошутить Мартин.
— А что делать… — почти горько ответил Ченнолт. — В общем, вперед! И сделай мне отличный фильм с живописными видами красивого города и большого порта.
— А если?..
— 'Если', то я хочу видеть комми, как если бы сам стал ангелом, обзавелся крыльями и с арфой летал над морем. На чем летают, как действуют, все до последней заклепки и падающих гильз. Этот фильм нужен мне. Лично мне.
Мартин уловил полную серьезность в голосе босса. Полную и абсолютную.
— Я понял. Сделаю.
— Сделай. Все, бери бумаги и прочь с глаз моих.
* * *
Шейн сидел на скамейке, глубоко засунув руки в карманы. В английской погоде его больше всего раздражала вечная сырость. Сам Питер вырос в местах теплых и сухих, поэтому постоянное навязчивое ощущение тумана, буквально разлитого в воздухе, иногда просто бесило. Впрочем, тренированное сознание давно научилось абстрагироваться от бытовых неурядиц.
Голуби столпились вокруг скамейки, воркуя и временами резко хлопая крыльями. Голубей Шейн тоже не любил, воспринимая исключительно в качестве провианта, которого немало в свое время добыл при помощи отцовского 'спрингфилда'. Крылатые крысы хотели жрать, будучи прикормленными сентиментальными 'томми', и ждали, что человек на скамейке сейчас отсыплет пригоршню крошек.
