Бродяги посмотрели друг на друга и рассмеялись.
— А мы тебя и не боимся, это тебе, паренек, положено нас бояться, — добродушно сказал тот, что ответил на приветствие. — А место здесь не куплено, если хочешь — садись, грейся.
Я поблагодарила. Бродяги потеснились, и я опустилась на сено возле самого огня. Над костерком висел котелок, в котором что-то булькало и от которого аппетитно пахло рыбой. От света и тепла, на душе сразу стало легче и веселее.
— Замерз, малый? — наблюдая, как я грею руки, спросил разговорчивый. — Что ж ты один среди ночи бродишь?
— Да так, немного заблудился, — ответила я. — Хотел попасть на ту сторону, да не нашел переправу.
— Смотрю я, одежда на тебе благородная, — продолжил он, — в такой опасно ходить по ночам, вдруг наскочишь на лихих людей!
— Она у меня старая, ей в базарный день грош цена, а денег у меня нет, чего же мне бояться! — спокойно ответила я. — Да и постоять я за себя сумею!
Моя самоуверенность явно насмешила мужиков, они многозначительно переглянулись и вновь рассмеялись. Я сделала вид, что не придала их веселью никакого значения и продолжала спокойно греться.
— А сам-то ты кто будешь? — подбросив веток в огонь, спросил словоохотливый.
— Считайте, что никто, был в учении, теперь к родителям возвращаюсь, — ответила я. — У меня батюшка сельский священник.
— Стало быть, и ты божественного звания? — улыбнулся он. — Слышь, Фрол, теперь мы с тобой под Божьей защитой!
— Нет, я сам по себе, а учился не на попа, а на лекаря.
— И далеко тебе идти? — не отставал он.
— Далеко, в город Шую, — назвала я пункт своего назначения.
— Не слыхал. Это где же такой город будет?
— Во Владимирской губернии, — ответила я.
— Ишь, ты, даль какая! Да как же ты без денег туда доберешься?
— Мир не без добрых людей, как-нибудь с божьей помощью дойду. А вы, добрые люди, кто будете? — спросила я.
По обличию мои новые знакомые были похожи на крестьян, а вот держались уверенно и без обычного для крепостных раболепия.
— Мы, — усмехнулся собеседник, — мы, малый, будем душегубами. Вот это Фрол, безъязыкий, а я Кузьма.
От такого откровения бродяги мне стало не по себе, но вида я не подала. Похоже, из одной передряги я попала в другую, но выбирать теперь не приходилось, нужно было выкручиваться. Впрочем, никаких дурных мыслей в отношении меня у них не было и это успокаивало.
— Что-то я смотрю, тебе нисколько не страшно? — удивленно спросил Кузьма, не дождавшись от меня никакого комментария.
— Не страшно, — спокойно ответила я, — чай, вы не дикие звери, а люди между собой всегда сумеют договориться.
— И то верно, — задумчиво сказал душегуб, — уху будешь есть с нами, не побрезгуешь?
— Если угостите, буду, — улыбнулась я, — только у меня ложки нет.
— Как же ты без ложки в такой дальний путь отправился?
— Так получилось, очень спешил. А почему вы душегубы?
Мужики переглянулись и опять рассмеялись, правда, на этот раз невесело.
— Да кто ж его знает, — объяснил Кузьма, снимая кипящий котелок с костра, — видно так нам на роду написано. Фрол что-то такое сделал, за что лишился языка, а я своего барина прибил, вот теперь и бегаю от суда неправого и палача сурового.
Второй душегуб в подтверждении замычал, показывая черный провал рта.
— И куда же вы теперь направляетесь? — сочувственно, спросила я.
— Думаем пробраться на Волгу, по ней уйдем вниз, а там подадимся к казакам.
— Так это же такая даль! Вы и за год туда не доберетесь, да и поймают вас без паспортов! — сочувственно сказала я.
— А что ты, малый, предлагаешь? — усмехнулся Кузьма. — Пойти и повеситься на ближайшей осине? Поймают — так поймают, значит, такова наша судьба.
— Вам лучше не на восход идти, а на закат, попадете в иноземные страны, там жить легче, чем у нас и вас никто искать не будет, — предложила я.
— Нет, это не про нас, мы без своей веры жить не согласные, — ответил он, устанавливая котелок с ухой на земле, — а если придется в землю лечь, так лучше ляжем в свою!
Однако ни лечь в родную землю, ни даже поесть мы не успели. Безъязыкий предупреждая, поднял палец и указал им в сторону от берега. Кузьма насторожился, прыжком отошел от костра и, приставив ладонь к уху, начал слушать.
— Облава по нашу душу, — тихо сказал он и с сожалением вывернул котелок с ухой в костер. — Ты, малый, с нами или останешься? Мы уйдем на тот берег, в Новую Деревню.
— С вами, — быстро решила я, подозревая, что ловят не их, а меня. — Только я плаваю плохо и у меня бумаги, боюсь, намокнут!
— Здесь брод есть, не утонешь, а бумаги спрячь в шапку, — посоветовал он, и пошел вдоль берега кошачьим, неслышным шагом.
Мы с Фролом бросились вслед за ним. Даже отойдя от трещащего костра, я еще ничего не слышала, но сомневаться в навыках «душегубов» не стала. Мы быстро прошли с четверть версты и спустились к самой воде. Небо на востоке уже серело, но рассвет не наступил.
— Здесь брод, — сказал Кузьма и начал быстро раздеваться. — Ты чего стоишь столбом, или в одежде в воду полезешь?
Вопрос был хороший! Что мне делать я не представляла. Между тем мужики уже разделись до нага и вязали одежду в узлы. Примерно в том месте, где был костер, послышался призывный свист. Тянуть больше было нельзя, и я торопливо сняла с себя верхнее платье, оставив только нижнее белье.
— Все сымай, вымокнешь, — посоветовал Кузьма.
— Не могу, мне по обычаю разоблачаться не положено, — придумала я ответ и тоже связала свою одежду и обувь в узел.
— Ну, как знаешь, — не стал настаивать мужик и первым полез в воду.
Я решительно двинулась следом. Вода сначала показалась мне теплой, но чем глубже мы заходили, тем она становилась холоднее. Кузьма, быстро перебирался на противоположный берег, в глубоких местах, подгребая свободной от одежды рукой. Второй шла я, последним, соответственно, Фрол. Делал он это чтобы при нужде меня подстраховать. Брод оказался не глубоким, во все время переправы я ни разу не потеряла под ногами дно. Наконец мы оказались на противоположном берегу и сразу же спрятались в кусты. Мужики сидели на корточках и вслушивались в ночные звуки. Чтобы не смотреть на их голые тела я пряталась немного в стороне.
— Ишь, парнишка у нас какой стеснительный, — тихо сказал Кузьма товарищу. — Сразу видать — из поповской семьи.
Тот утвердительно промычал в ответ, и они начали быстро одеваться. Меня же от холода и мокрого белья начал просто колотить. Я хотела, было, тоже надеть на себя верхнее платье, но все тот же Кузьма предостерег:
