Фанни пришла в садик к церкви на Пятницкой, там сидел только Андрей.
— А где бабушка?
— Она сказала, что поедет к родственникам.
— Легкомысленно. Мы так не поступали.
— Она думает, что никто не знает ее родственников.
— Она недооценивает профессиональный сыск, — сказала Фанни. Это была фраза из полицейского лексикона.
Они сидели рядышком на скамейке и никак не могли придумать, чем помочь Лидочке и старику. Пока что Блюмкин не отказался от идеи заговора и, как сказала Фанни: «За их жизнь я и двугривенного не дам».
— Что мне делать? — спросил Андрей.
— В квартиру пока не возвращайся, они наверняка оставили там засаду.
— Я пойду на работу, в музей?
— Они могли допрашивать Лиду, и она сказала им, где ты работаешь. Это же не тайна, Садись на пригородный поезд и поезжай в Малаховку.
— В Малаховку?
— Если хочешь в Тайнинку. Посиди там в леске до вечера, а вечером увидимся у Большого. В восемь вечера.
— Я раньше приду.
— Чем дольше ты будешь сидеть на одном месте, тем скорее тебя засекут.
— Ты надеешься?
— Я никогда не теряю надежды, — сказала Фанни. — Если не получится уговорить Блюмкина, тогда я пойду к Дзержинскому. Он меня помнит, Мы с ним вместе были на пересылке.
Она сказала это так, как молодой английский лорд говорит невесте:
— С моим шафером мы учились в Оксфорде.
* * *
Тем временем бедно, но аккуратно одетая старая женщина с такой прямой и гордой осанкой, словно молодость провела в балете, подошла к проходной наркомата военных и морских дел.
Она сказала красноармейцу у входа, что, намерена поговорить с товарищем наркомом Троцким по важному делу. По личному делу.
— Как вас представить? — спросил стоявший там командир, юный, но профессиональный молодой человек, слепленный из того материала, который природа тратит на адъютантов.
Такие молодые люди даже на службе революции делают различие между просто просителями и просителями с большой буквы.
А бедно одетая дама вообще в категорию просителей не вписывалась.
— Народный комиссар здесь?
— Он еще не прибыл. Но здесь находится его заместитель товарищ Склянский.
— Мне нужен именно Троцкий.
— Простите, я не расслышал вашего отчества и фамилии.
— Скажите народному комиссару, что его желает видеть баронесса Врангель. Мария Дмитриевна Врангель.
— Разрешите проводить вас в приемную, — предложил адъютант.
И госпожа баронесса Врангель благосклонно согласилась подождать, тем более что страшно не выспалась, устала и переволновалась.
Нарком республики по военным и морским делам Лев Давидович Троцкий ворвался в наркомат в двенадцатом часу. До того было совещание в ЦИКе, на котором с печалью изучались новые изобретения германской армии. Так что он был зол, ибо Ленин позволил себе упрекнуть его, верного союзника, в идиотской, на его взгляд, позиции в Брест-Литовске. «Тогда мы, батенька, по вашей милости с формулой «ни мира ни войны» и потерпели поражение».
Это было несправедливо.
Но приходилось мириться с реальным положением вещей: мировая революция или хотя бы революция в Германии не начиналась. Немцы захватили юг России, в том числе и родные места народного комиссара, и как там родные, живы ли — одному богу известно.
Троцкого встретил его адъютант.
— Вас ждет баронесса Врангель, — сказал он, не сдерживая легкой усмешки. — Первая баронесса после вашего назначения.
— Оставьте ваш юмор при себе, — огрызнулся Троцкий.
Но при виде вставшей при его появлении в приемной дамы он взял себя в руки. В то же время он не мог позволить себе на глазах у секретаря чем-то показать преференцию по отношению к баронессе.
Замечено, что русские большевики, и чем дальше, тем более, уничтожая аристократию, внешне ненавидя ее, все же робели перед князьями и графами. Даже расстреливая и вешая их, робели. И не исключено, что, проживи Сталин подольше и достигни он крайних степеней маразма, в СССР могли бы ввести титулы. Но это из породы домыслов…
— Вы ко мне? — спросил Троцкий.
— Вы народный комиссар военных и морских дел Лен Давидович Троцкий? — спросила Мария Дмитриевна.
— Вы угадали.
Все вокруг, кроме Троцкого, улыбались, им казалось забавным, что кто-то не узнал вождя. Второго человека в Советском государстве.
— Тогда мне нужно поговорить с вами наедине.
Троцкий колебался.
Ему хотелось спросить у охраны, обыскивали ли эту женщину? Правые эсеры могли устроить покушение на него.
Словно угадав, баронесса передала свою большую дорожную сумку адъютанту. «Поставьте ее где-нибудь, здесь ничего ценного».
Но потом Троцкий взял себя в руки, несколько театральным жестом поправил курчавую шевелюру и пригласил баронессу в кабинет.
Адъютант хотел последовать за ними, но баронесса обернулась от двери и промолвила:
— Это лишнее. Молодой человек подождет.
И ей все подчинились.
Кабинет Троцкого был велик, над широким столом висела во всю стену карта России.
— Садитесь, — сказал народный комиссар.
Мария Дмитриевна, прямо держа спину, села и с неожиданной строгостью спросила Троцкого:
— Где ваш отец?
— Мой отец? Вернее всего, на Украине.
— Его зовут Бронштейн Давид Леонтьевич?
— Именно так.
Сердце Троцкого охватило дурное предчувствие.
— Он полный человек с седыми волосами, как у вас, бороду стрижет, руки большие, мозолистые…
— Что с отцом? — почти крикнул Троцкий.
— Он в Москве, — ответила Мария Дмитриевна. — Надеюсь, что жив и даже не болен.
— Вы взволнованы? — догадался Троцкий. — Принести вам воды?
— Нет, спасибо.
— Я не знал, что отец в Москве. Он мне ничего не сообщил.
— Он давно в Москве.
— Я ничего не понимаю.
— Он приехал сюда еще в начале весны, когда вы были в отъезде, и думал, что вы находитесь в Петрограде. Но когда он доехал до Москвы, был ограблен, и он жил со своими друзьями здесь.
— Почему же он не пошел ко мне? Он ведь ехал…
— Не сердитесь. Давид Леонтьевич пытался вас найти. Но как я понимаю, это было сделать непросто. Он не догадался, что вы здесь находитесь под кличкой.
— Это не кличка. Это партийный псевдоним.
— Как знаете, товарищ Троцкий. — Мария Дмитриевна подчеркнула интонацией свое отношение к большевистским псевдонимам. — Ваш отец наводил справки о вас как о Бронштейне. Но ваша кличка так к вам приклеилась, что добраться до вас было нелегко. Как вы знаете, Бронштейн — довольно распространенная еврейская фамилия, и среди ваших коллег по перевороту оказалось несколько разного рода Бронштейнов.
