– Да я, мил человек, всегда сомневался в квалификации юристов, которые говорили о наднациональной преступности, – улыбнулся мой собеседник. – Преступность суть есть то же общество, только со знаком минус и с более жесткими правилами исполнения законов. Если бы наше общество было построено по законам преступного мира, а преступный мир по нашим законам, то скоро бы преступность развалилась, а наше общество было бы демократическим и жизнестойким. Можешь записать это где-нибудь и подпись сделать – Глеб Самойлов – философ и практик.
– Может, ты еще и стихи пишешь? – спросил я.
– А как же, – согласился он, – философия она как поэзия. Только чувственная душа может почувствовать поэтику философии. Вот, смотри:
Я бывал в параллельном мире
И гулял по Цветочной улице,
Пиво пил в настоящем трактире
Чай стоял на огромном блюдце.
В обиходе язык старинный,
Словно все начитались Толстого,
И поэты встречались в гостиных
До обеда, в начале второго.
– Ну и так далее, – прекратив декламацию, сказал мужичок.
– Ну, Глеб, ты даешь, – изумился я, не подозревая того, что под рубищем бомжа скрывается поэтическая натура, бывшая когда-то чиновником высокого ранга, – так что же с национальной преступностью?
– Здесь, конечно, не все так было гладко, но и успехи были неплохие, – сказал Самойлов. – Все восточные кланы априори суть есть мафиозные группировки, связанные родственными отношениями и итальянской «омертой». Знаешь, что такое омерта? Ну, и хорошо. Как в России всегда было? Русского судили везде и по любому поводу, а за представителя любой национальности вступались все земляки одной командой и им отдавали преступника вершить правосудие по своим законам. Получалось, что большая группа населения вырывалась из-под действия общегосударственных законов. Новый президент провел закон о борьбе с организованной преступностью. Любое преступление, совершенное членом клана, рассматривается как преступление, совершенное в составе организованной преступной группы. И всего-то два клана посадили, как остальные кланы собрали съезд и постановили, что вводится новая традиция – преступник должен отвечать за свои преступления сам, как все. Даже преступники получили равенство перед законом без учета национальной принадлежности. Вот так.
– И всего этого хватило, чтобы переменить жизнь к лучшему? – засомневался я.
– Это были последующие шаги, – сказал Глеб, – сначала были обеспечены свободы личности, информации, а потом и действительная свобода предпринимательства. Вы бы только видели, как воспрянула Россия. Люди делали деньги из всего. Нужен туристам проводник по экстремальным видам отдыха, будьте любезны – и проводник, и защитник. Хотите порыбачить. Вот вам удочки, вот вам наживка, вот вам пруд или озеро и уха из пойманной вами рыбы. Трудно перечислить, где мог приложить свои способности россиянин. И жизнь стала лучше, и стало хотеться жить.
– А что же вы не стали жить лучше? – спросил я.
– Не повезло в жизни, – усмехнулся Самойлов. – Чего-то на меня взъелась жена президента и меня уволили подчистую. А тут моя жена ушла, то есть развелась со мной. Я, как джентльмен, оставил ей все и, как видите, все свое ношу с собой.
– А как же с памятником Великому учителю и Лидеру нации? – спросил я.
– Это уже дела дней сегодняшних, – сказал сокамерник. – Прежний президент запретил вывешивать в кабинетах чиновников свои портреты и вообще лизоблюдства меньше стало. Как прошло два срока, так президент спокойно ушел в отставку, а тут подсуетился тот, кто в тандеме был, и выборы нашему кандидату проиграл. Не готовил наш президент себе преемника, то есть как-то не обращал внимания на популярность политических деятелей. Все думали, что эта идиллия продлится вечно, да только вечного ничего не бывает. Как пришло время нового выбора, оказалось, что широко известных политиков нет, хотя никто им не запрещал заниматься политической деятельностью. При любой власти должна быть оппозиция, чтобы власть не чувствовала себя безмятежно.
Зато новый президент распорядился обозвать своего предшественника Великим учителем и Лидером нации, гимн про него сочинил, чтобы разрушить авторитет бывшего певца-президента, памятник огромный поставили прямо над мавзолеем. И все без толку. Людям это понравилось и они с удовольствием поют гимн и даже тебя посадили за то, что ты гимн не пел. Розовые фуражки и розовые дубинки придумал новый президент, чтобы обозлить полицию на народ. Но, вероятно, пройдет много времени, пока все вернется к той ситуации, которая была во времена нынешнего президента.
– Слушай, а как там с Ходорковским? – успел спросить я.
– В 2012 году его выпустили из тюрьмы за отсутствием состава преступления, а в 2024 году снова посадили с формулировкой 2010 года, – сказал Глеб. – Похоже, что снова будет призван второй тандемщик, и все будет раскручиваться в обратную сторону.
Нас прервало звяканье ключа в замке.
– Самойлов, на выход, – крикнул дежурный полицейский и мой собеседник ушел.
Затем вызвали к следователю и меня. Что мне говорить о себе? Чего бы я ни сказал, мне все равно никто не поверит. Вы бы сами поверили мне, если бы я вам сказал, что неизвестно как очутился здесь из прошлого? Я бы не поверил. И вы тоже.
На все вопросы я отвечал, что не помню. Ничего не помню. Документов нет. Билетов нет. Одет старомодно, но опрятно. Не обкурен и не пьяный. Внезапная амнезия. Бывает. Меня сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и отправили в камеру.
На ужин кормили каким-то супом.
К вечеру привели нового постояльца. Мужчина лет тридцати, тридцати трех. Волосы русые, длинные, такая же русая бородка. Ни документов, ни билетов. Говорит, что он гражданин мира и ему не нужны никакие документы.
– Здравствуй, Юлий, – сказал он, входя в камеру, – я Хесус. Как ты находишь нынешнее время по сравнению с твоей эпохой?
Я поперхнулся своей слюной.
– Что значит Хесус? – спросил я. – Ты что певец?
– Какой певец? – удивился Хесус.
– Ну, этот, что поет в «Нирване»: Иисус не хочет превратить меня в солнечный луч, – напомнил я:
Иисус не хочет превратить меня в солнечный луч.
Солнечные лучи не станут делать из таких, как я.
Не ожидай, что я заплачу,
Твоя жизнь ничего не значит.
И ни о чём не спрашивай меня.
