— Поймите, Роман Дмитриевич, что для этого еще нужно живым остаться. С дуру поймать пулю любой может, а какой от этого толк. Вы думаете пехота зря в землю зарывается, да учится к каждому холмику припадать как к мамке.
— Все понимаю, но морскую натуру не переделать.
— Это Вы сейчас так говорите, а они посматривая на вашу поддержку куражатся как дети малые, но один два боя и будут кланяться и пулям и осколкам, станут искать любую возможность, чтобы избежать смерти или ранения, да вот только опыт этот дорогого будет стоить.
— Вас послушать, так моряки никогда на суше не воевали. Бывало такое и не раз, и всегда с честью выходили, да наперед пехоты. Так что Вы бы не больно-то усердствовали. Вот то, что стрельбы наладили, это дело. Правда, как бы по шапке не дали за эдакий перерасход патронов.
— Людей учить нужно, а без практических стрельб толку не будет. Кстати, надо бы организовать стрельбы и для комендоров, да и Вам потренироваться не мешало бы. Отработка нормативов прекрасно, но практику ничем не заменить.
— Вот смотрю я на Вас и диву даюсь, ведь гражданский по сути человек, а говорите правильные вещи, — вот так вот, как до стрельб или артиллерии, так полная поддержка и понимание, как отработка действий в пешем порядке, полное неодобрение. Поди пойми его, а ведь далеко не глупый человек, весьма не глупый. Придется что-то придумывать. А пока.
— Роман Дмитриевич, я думаю все же нужно убедить Степана Осиповича разрешить практические стрельбы.
— Вообще-то это епархия моя и артиллерийских офицеров. Но Вы правы, не думаю, что командующий будет против. Уж по пяток снарядов кинуть, всяко разно будет нужно.
— У меня есть предложение.
— Интересно, — что и говорить, послушать этого прапорщика и впрямь было интересно.
Его новый подчиненный был одним из учредителей 'Росича', а этот концерн уже успел снискать себе славу ящика фокусника из которого всякий раз появлялись весьма занятные вещи. Взять хотя бы их дальномеры, такие кстати были установлены и на бронепоездах, мало того что они были куда практичнее и точнее микрометров, которые использовались в настоящий момент, так еще и обеспечение высокой точности измерений до ста кабельтовых, тоже о чем-то говорило. Чего только не было в запасе у этих ребят. Идея новых мин с якорь тележкой, или парованный трал, установи такой на броненосце и проход тралить не надо, только успевай расстреливать всплывающие на безопасном расстоянии от борта мины. Потом, всегда можно было отмахнуться, как от этой его блажи, сделать из моряков пехотинцев, а вот выслушать вреда точно не будет.
— Вот взгляните, — Звонарев выложил перед ним лист карты. Карта как карта, вот только разлинеена на квадраты как и те, что передали представители концерна морякам, хотя и сухопутная.
— Не объясните?
— Разумеется. Это карта Квантуна, обща так сказать. Цифры в квадратах, номера листов. Допустим, нам нужны окрестности станции Нангалин, тогда мы берем лист номер шесть, — Звонарев извлек лист карты с номером шесть в углу, — Здесь вся карта так же поделена на квадраты, но только сторона квадрата составляет тысячу метров…
— Стало быть, метрическая система.
— Она просто удобнее.
— Ну, это кому как. Давайте дальше.
— Каждый квадрат мы мысленно делим еще на шестнадцать квадратов и движемся от левого верхнего угла по часовой стрелке, описывая своеобразную улитку. Вот так вот. К примеру, наша батарея…
— Бронепоезд.
— Я склонен воспринимать ее как подвижную батарею. Но не суть, пусть это будет любая другая батарея. Допустим нам необходимо накрыть вот этот участок, — Сергей произвольно указал точку на карте, — Для этого мы даем координаты: лист шесть, квадрат двенадцать три, по улитке семь.
— Командир батареи, имея такую же карту, получив ориентиры, наносит удар сюда, — сходу уловил Покручин, — Но квадрат все же получается великоват, сторона выходит метров двести пятьдесят.
— Дается пристрелочный выстрел, а дальше даются уточнения, по недолетам, перелетам и отклонениям вправо, влево. Исходя из доклада корректировщика, вносятся необходимые поправки. А вот готовальня, для работы с закрытых позиций.
— Дельно. Вы возьметесь провести занятия с нами.
— Я, нет. Из меня тот еще артиллерист, а вот один офицер из отдельной роты моего компаньона, с радостью поделится с вами своими наработками. Правда, он учился на старых китайских полевых пушках, но не думаю, что принципы будут отличаться, только характеристики орудий.
— Я вижу у Вас здесь и побережье имеется. Выходит, эти карты можно использовать и для береговой обороны, и опять таки с закрытых позиций это тоже возможно.
— Точно. Совсем как в Порт-Артуре, еще совсем недавно.
— Вот это уже совсем другое дело это не матросов перековывать в пехоту.
— А что, такое понятие как морская пехота, Вами отвергается напрочь.
— Здесь главное, морская.
Понятно, кто о чем, а вшивый о бане. Ну, нормальный ведь человек, новинку просек на раз, не стесняется поучиться у сухопутного артиллериста, а как только речь заходит о десанте… Моряки и никаких гвоздей. Так, это все полемика, но как быть с людьми, терять их из-за глупости вовсе не хочется. Звонарев все еще пребывал в расстройстве чувств, когда вышел из штабного вагона и столкнулся с Фроловым.
— Что командир, не ладится?
— Тьфу ты, Николай, эдак и заикой можно остаться.
Фролов вместе с Васюковым уже второй день находились в распоряжении Звонарева и столько же в его фактическом подчинении были матросы десанта, наконец снятые со строительства дополнительной ветки. Но прошедшие уже полтора дня, назвать продуктивными было никак нельзя. Время неумолимо отсчитывало последние дни и часы. До боя на Цинджоуских позициях оставалось девять дней, вернее восемь, так как если изменений не произойдет, а они судя по всему не предвиделись, то наутро девятого дня и начнется. Слишком малый срок, чтобы научить людей многому, но вполне достаточный, чтобы преподать хотя бы малое.
— Не, это Вам не грозит. Кто, кто, а Вы заикаться нипочем не станете. Так, что их благородие не желает влезать в учебу десанта?
Для этих двоих это тоже было зубной болью. Моряки посматривали на новоявленных инструкторов свысока, еще бы, пехтура. Уже не раз, сдружившиеся не на шутку унтера, едва сдерживались, чтобы не начать наводить порядок в подразделении по Гавриловски. Останавливало их то, что фактически Звонарев представил их как инструкторов по изучению пулемета, что сильно ограничивало их круг влияния. Вот пулеметчики, те да, зауважали пехотных унтеров, так как оценили виртуозность с которой те управлялись с новым оружием, а для остальных они были никто и звали их никак.
