Глава 16
Вечерняя улица густо и одуряюще благоухала цветами. Трава на газонах перла вверх так яростно, что ее не успевали подрезать. Газон между Домом пионеров и райкомом партии по площади, на мой взгляд, равнялся примерно Люксембургу, а по консистенции напоминал августовское звездное небо где-то над аравийской пустыней, с одним только отличием, что вместо льдистой чернильности макрокосма здесь была мягкая изумрудная зелень, а вместо звезд – похожие на цыплят одуванчики.
Город потихоньку начинал готовиться к праздникам, и над проспектом уже растянули огромный транспарант:
Труд в СССР – есть дело чести, славы, доблести и геройства!
"Ага, а еще труд создал из обезьяны человека", – утомленно отреагировала я. – "Если принять данный тезис за аксиому, то мы с Аллочкой и Алевтиной Никитичной теперь, как минимум – боги: остаток дня и еще кусок вечера отпахали прям ударно так, по-стахановски".
Я невесело брела домой, плечи и спина жутко болели, пудовые руки-ноги отваливались, а голова разрывалась. Зато в копилку дела чести, совести и геройства я могла бы удовлетворенно добавить, что мы рассортировали всё "по полочкам" и подготовились на завтра. Если же откинуть физическую усталость, то поводов для плохого настроения не было. Но все равно внутри меня словно грыз какой-то червячок.
Я прокрутила все события сегодняшнего дня и, наконец, опять вспомнила один странный эпизод: я шла по коридору и услышала аллочкин крик, когда я вбежала в кабинет – Аллочка моментально заткнулась. На вопрос, что случилось, она ответила, что, пока не было Алевтины Никитичны, она хотела вытереть пыль на одном из тюков с документами и на нее упал огромный паук.
Ну, это я прекрасно понимаю. Сама боюсь всевозможных тараканов, пиявок и прочих крокозябриков со страшной силой. Так что объяснение можно было бы принять. Если бы не одно "но". Аллочка объяснила все логично и даже местами взволнованно, но при этом в глаза не смотрела и при абсолютной бледности лица щеки и уши у нее пошли красными пятнами. А еще я заметила у нее в кармане очертания как попало сложенного листка. Хотя, может, я ошибаюсь и листок этот смятый она с собой носит постоянно, а кричала действительно из-за паука?
Размышляя таким образом, я добрела до своего двора.
У моего подъезда три первоклашки играли "в резиночку". Две держали, а третья, самая тоненькая, с конопушками и большими бантами – прыгала. Высоту резинки они уже подняли на уровень "по пояс", но малявка все равно как-то умудрялась прыгать. Ее смешные косички весело подпрыгивали в такт, и я даже остановилась полюбоваться мастерством малолетней попрыгуньи, сама в детстве никогда выше, чем "до попы" пройти не могла, а она легко прошла. Причем остальные мелкие подняли крик, что "был заступ" и заставили ее перепрыгивать заново. И опять она с легкостью все прошла.
Я восторженно, с умилением, наблюдала, когда меня окликнули по имени.
Я оглянулась – соседка баба Варя сидела на своем "дежурном" месте – на лавочке у подъезда.
– Добрый вечер, – устало поздоровалась я и приветливо улыбнулась.
– Добрый, добрый, – закивала баба Варя, не поддержав мою улыбку, и сходу выдала. – Вот ты на работе всё сидишь, Лида, а к тебе тут приезжали.
– Племянник двоюродной тети мужа сестры из деревни? – не смогла не съёрничать я (усталость таки брала свое).
– Да нет же! – укоризненно покачала головой старушка и всплеснула руками, – опиюс приезжал.
– В смысле опиюс? – удивилась я и чуть не выронила сетку с продуктами, – он же знает, что Ольга отсюда выехала.
– Да нет, к тебе он приезжал, – неодобрительно посмотрела на меня баба Варя, мол, смотри, девка, допрыгаешься.
Мда уж…
Надо было, наверное, таки сходить к нему. А то теперь все соседи чёрте в чем меня подозревать будут.
И что ему так прям срочно от меня надо?
Квартира, как обычно, встретила меня уютным покоем.
Я включила моментально загудевшую колонку (от Зинаиды Валерьяновны, видимо, осталась, в нашем доме горячей воды не было, но я точно не знала – это потому, что ее отключили на летний сезон или вообще, не было. В коммуналке на Механизаторов, на кухне, был старый титан, который топили дровами или углем).
Пока вода грелась – решила разобрать продукты и по-быстрому сделать ужин.
Яйца я поставила вариться – возьму завтра с собой, раз буду там жить, то ужинать чем-то же все равно надо. Докторская колбаса и плавленый сырок отправились в холодильник – это на завтрак, остатки тоже прихвачу на работу. Я добавила на разогретую сковородку немного масла и выложила две купленные по дороге в кулинарии котлеты. В отличие от бывшего лидочкиного супруга, я люблю котлеты просто так, с хлебом. Поэтому гарнир решила не делать. А еще у меня в холодильнике оставался вчерашний винегрет, очень вкусный, между прочим. Как раз на ужин хватит. В общем, шикарное у меня сегодня меню.
Когда котлеты достаточно подогрелись, я выложила их красиво на тарелку и приступила к еде.
Я вяло жевала кусок котлеты, и она мне была никакая. Видимо, в кулинарии сегодня плохая смена, что ли. В общем, доесть я так и не смогла и выбросила в мусорное ведро. Но поужинать все равно надо – поэтому я достала из холодильника отложенную на завтрак докторскую колбасу. В СССР в это время колбаса была еще настоящая, очень вкусная, сочная, из натурального мяса. Я отрезала большой кусок и впилась зубами. И опять она мне показалась "никакой", безвкусной. Винегрет тоже "не зашел" и отправился в мусорное ведро.
Да что же такое со мной происходит?! Только заболеть не хватало!
Я сунула подмышку градусник и поставила чайник на газ.
Когда глянула на градусник – температуры не было. Тогда что это?
"Все страньше и страньше", как говорил один небезызвестный персонаж.
Есть все равно хотелось, но что-нибудь эдакое. В общем, порыскав "по сусекам", в результате я сделала себе такой вот бутерброд: намазала кусок хлеба остатками масла, на котором жарила котлеты и сверху густо посыпала найденной среди приправ югославской
