— Ну, это еще вопрос — кто в кого первый влюбился, Александр Александрович, — улыбнулась Ирина. — Начиталась девочка сказок, где отважные рыцари женятся на освобожденных ими из сарацинского плена прекрасных принцессах, увы и ах. Если бы наши рыцари женились на всех, кого освободили, то у них были бы гаремы, которым позавидовали многие султаны и шейхи. Но ваша дочь упряма и влюблена по уши, поэтому адмирал и увез Игоря в Петербург.
— Значит ли это, что он не любит ее? — переспросил полковник Пушкин.
— Знаете, это вопрос, на который не сразу дашь ответ, — сказала Ирина Владимировна. — Ольга еще совсем ребенок, и со стороны взрослого мужчины было бы просто неприличным испытывать к ней чувства, как к взрослой женщине или девушке. Как я понимаю, Игорь относится к ней, скорее, как к младшей сестре, чем к предмету обожания. Настоящее чувство еще впереди. Любовь к девушке-ребенку — это не любовь к девушке, которая уже почувствовала себя женщиной.
Ну а насчет его отъезда… Мы посоветовались с нашим канцлером, Александром Васильевичем Тамбовцевым, и пришли к выводу, что для проверки того — настоящая это любовь или просто детская влюбленность, решили на какое-то время разлучить их. Сергей Викторович — извините, адмирал Ларионов не зря забрал Игоря с собой в Петербург. Думаю, что длинные разлуки и короткие встречи должны помочь молодым людям разобраться в своих чувствах, а Ольге еще и напомнить, что ее будущий муж — это боевой офицер, и в любой момент приказ командира может вырвать его из объятий любимой и отправить на смерть.
— Понятно, — кивнул полковник Пушкин, — это действительно очень похоже на Ольгу. По-моему, в ней говорит пылкая африканская кровь моих предков по линии отца. И что же вы намерены делать дальше? Ведь нельзя же до бесконечности прятать их друг от друга.
— Конечно нельзя. И здесь может помочь учеба, — сказала Ирина, — это, пожалуй, то, что может отвлечь ее от дурных мыслей и заставить заниматься полезным и интересным для нее делом. Тем более что наши врачи говорят — у нее есть призвание к специальности врача и искренний интерес к медицине. Так что учеба пойдет ей впрок. Учиться, учиться, учиться, как сказал один умный человек. И это абсолютно верно, поскольку человек, зарывший свой талант в землю, становится несчастным.
А что касается запрета женщинам получать высшее образование, то во-первых, мы находимся не в Российской империи, а в Югороссии, а во-вторых, и в самой России в ближайшее время положение относительно женского образования радикально изменится.
— Не знаю, не знаю, — покачал головой полковник Пушкин, поднимаясь со скамейки, — я не могу во всем с вами согласиться, но в одном вы, мадемуазель Ирина, правы. Отправлять Ольгу сейчас в имение ее тети было бы абсолютным безумием. Сбежит, обязательно! Так что будьте любезны, если вас это не очень затруднит, продолжайте и дальше опекать мою дочь. Что же касается ее жениха, то как-нибудь позже я сам встречусь с этим молодым человеком и посмотрю — насколько он подходит моей Ольге. А посему не скажу пока ни да, ни нет. Тем более что и сам влюбленный не торопит пока события, в чем я его всецело поддерживаю. То же самое скажу вам и касательно Олиной учебы. Если ее будущий супруг придется мне по душе, то разрешать или запрещать ей учиться будет уже его личным делом. А пока, мадемуазель Ирина, позвольте мне выразить вам признательность за заботу о моей дочери. Честь имею, — полковник Пушкин, склонив голову, звякнул шпорами и, улыбнувшись Ирине, вышел из беседки под палящие лучи константинопольского солнца.
17 (5) августа 1877 года, утро.
Николаевский вокзал
Вице-адмирал Виктор Сергевич Ларионов
Траурный поезд с телом императора Александра II прибыл в Санкт-Петербург. Все сразу завертелось и закружилось. Существовал довольно сложный и скрупулезно расписанный ритуал похорон российских монархов. И хотя сам Александр II, отправляясь на войну, в своем устном завещании просил наследника обойтись в подобном случае без слишком пышных церемоний, новый царь решил похоронить своего отца со всеми воинскими почестями, как человека, павшего на поле брани.
Ну, а нам, в общем, начавшаяся суета сыграла на руку. Ведь вслед за траурным поездом в Питер должен был прибыть еще один железнодорожный состав, на этот раз товарный, на платформах которого находилась наша техника: два «Тигра», кунг с радиостанцией и еще один тентованный «Урал». Охраняли все это морские пехотинцы из взвода, которым командовал старший лейтенант Синицын. По договоренности с царем было решено пока наши чудеса из будущего на публике не светить и разгрузить состав глубокой ночью. На станции Санкт-Петербург — Товарная нам был выделен один из пакгаузов, в котором вся эта техника и будет пока отстаиваться.
А мне как официальному лицу, представляющему союзную Российской империи Югороссию, пришлось поучаствовать во всех мероприятиях, связанных с похоронами.
На площади перед вокзалом гроб с телом убитого монарха положили на специально подготовленную траурную колесницу. Как я потом узнал, ее изготовила целая бригада мастеров. Колесница была украшена страусовыми плюмажами и покрыта порфировой мантией, расшитой золотом и опушенной горностаями.
Церемониймейстер, который командовал всем мероприятием, дал команду, и император Александр II отправился в свой последний путь по Невскому проспекту. За гробом следовали латники, облаченные в черные и белые доспехи. За ними шли герольды, возвещавшие о порядке церемонии похорон. Герольды были одеты весьма живописно: супервест — короткая суконная безрукавка без воротника, с круглым вырезом для шеи, с вырезами в виде лепестков ниже пояса; далматик — узкая длинная одежда с широкими рукавами из плотной ткани; черные чулки и сапоги, четырехугольные шляпы с букетом из перьев, перчатки с раструбом из черного бархата с серебряной бахромой, на груди и на спине — орлы, шитые золотом, на груди — белый галстук.
Процессия двигалась медленно. Вслед за гробом шел новый император, Александр III, и великие князья. От Николаевского вокзала вдоль Невского проспекта до Петропавловской крепости шпалерами выстроились солдаты и офицеры запасных батальонов гвардейских полков.
За оцеплением из гвардейцев на тротуарах стояла молчаливая толпа. Многие крестились и плакали. Шествие двигалось в торжественном и мрачном молчании.
Миновав Зимний дворец, траурная колесница проехала по деревянному плашкоутному Дворцовому мосту — постоянный, с каменными опорами, еще не был построен — потом через деревянный разводной Биржевой мост подкатила к воротам Петропавловской крепости. Здесь, в соборе Петра и Павла, гроб с телом императора будет стоять до самых похорон. В соборе круглые сутки теперь несут караул юнкера петербургских военных училищ.
