Знакомые вещи, вдруг подумалось мне. Мы и впрямь проходили нечто подобное и не раз. Столько было приятных доводов и резонов, после которых вся страна вдруг оказывалась в коленно-локтевой позе с приспущенными штанами.
Я нахмурился, сжал кулаки. От Ушакова не укрылась моя реакция, он резко вскинул подбородок:
— Злишься, Елисеев?!
— Точно так, ваша милость — злюсь!
— И правильно делаешь! Злость не всегда вредной бывает. Иной раз подспорье от неё происходит. Но меру знать надобно, а для сего голову держать треба холодной.
Невольно вспомнился легендарный девиз чекистов, собственно — правильный от первой до последней буквы.[23] Другое дело, что далеко не все ему следовали…
Зрачки Ушакова снова остановились на мне:
— Но на своих мы управу завсегда сыщем. На то и заведение наше полезное было Петром Ляксеичем создано. Токмо пора посмотреть на злодеев другой масти, иноземной. Теперь в Тайной канцелярии мы не токмо тех, кто по пунктам первому да второму проходят, сыскивать будем. Шире зачнём действовать, особливо в том, что вопросов военных касается. Хранить государственные секреты как свою зеницу ока станем. Аки волки будем рыскать! Пришлют нам шпиёнов заграничных, а мы их к ногтю! Да так, что не подкопаешься! А для сего угодного дела нужны и люди особые, и учреждение иное, пусть и канцелярии нашей подведомое. Людей, кажись, я нашёл. — Он улыбнулся.
— СМЕРШ! — вдруг вскрикнул я.
— Что?! — недоумённо вскинулся Ушаков.
— СМЕРШ, ваша милость, это «смерть шпионам» сокращённое. Предлагаю так новое учреждение назвать, дабы всем врагам — и внутренним, и внешним — уже одно только название страх внушало!
Ушаков покатал незнакомое слово на языке, прислушался к ощущениям и, наконец, утвердительно опустил подбородок:
— Пусть будет СМЕРШ! И впрямь звучит!
Мы закивали.
— А таперь, соколики, слушайте меня внимательно: штаты государыней расписаны, буду теперь вас по должностям распределять. Хрипунов Фёдор!
— Я!
— С сего дня назначаешься комиссаром СМЕРША — главным в сей комиссии. Чин тебе полагается по табели[24] равный гвардейскому капитану.
— Слушаюсь! — захлёбываясь от восторга и перспектив, прокричал Хрипунов.
— Елисеев Пётр!
— Я!
— Быть тебе старшим следователем, правой рукой комиссара. По рангу — поручик гвардейский. Молодец, Елисеев! Себя выказал! Справишься?
— Справлюсь, ваше сиятельство!
— Елисеев Иван, Турицын Василий — вам по штату должности следователей полагаются, в Табели о рангах сродни гвардии подпоручику. Довольны?
— Так точно! — хором рявкнули мы.
— И это ещё не всё: от щедрот матушки-императрицы велено каждому из вас денежное поощрение выписать в размере годового жалования. На сём награды закончены, начинается служба!
Время летит быстро, а когда занимаешься любимым делом — не замечаешь дней. Листки календаря переворачиваются со страшной скоростью.
Прошёл месяц, другой, а как, когда, признаюсь, не запомнил.
Вообще-то в новосозданном СМЕРШе предпочитали носить партикулярное платье, но сегодня был особенный день, ради которого я надел свежепошитый военный мундир с офицерским знаком на груди, напялил «смазные» сапоги, нахлобучил на голову белый парик, довершив наряд треуголкой с плюмажем и плащом-епанчей. Машинально поправил перевязь со шпагой и отдал сам себе честь в миниатюрном зеркале, с которого на меня смотрел интересный во всех смыслах мужчина двадцати с хвостиком лет.
Холостой, одинокий, подающий большие надежды… вкалывающий по двадцать четыре часа в сутки. Хотя грех жаловаться! И чин весьма приличный, и жалованье соответственное, и занятие мне по душе.
СМЕРШу удалось заявить о себе. Нас ещё не боялись, но уже начали уважать.
Денщик (как без него при офицерской-то службе?) из солдат-инвалидов[25] внимательно оглядел меня со всех сторон и кивнул, ободряя:
— Прынц!
— Одобряешь, выходит?
— Как не одобрить?!
— Спасибо на добром слове, голубчик! Вот тебе рубль, можешь сходить в кабак. И да, я могу вернуться сегодня не в настроении, только ты внимания особо не обращай. Завтра буду как обычно!
— Как прикажете, господин капитан-поручик.
Ну да, мундир на мне не гвардейский. В лейб-гвардии меня б величали без всяких «капитанов».
Во дворе ожидала запряженная коляска. Кучер, тоже из инвалидов, вскинулся, вопросительно поднял глаза:
— Куда прикажете, вашскородь?
Я назвал адрес.
Вот и нужный дом. Я с лёгкостью спрыгнул на землю, велел кучеру:
— Жди меня здесь, братец. Я скоро.
Суетящиеся лакеи, новый дворецкий, выписанный из имения вместо убитого Гаврилы — вертлявый, смуглый, гибкостью движений напоминающий балеруна или лицо весьма нетрадиционной ориентации.
— Простите покорно, но князь отсутствует!
Это для меня далеко не новость. Карьера Трубецкого покатилась под откос. Недавно его откомандировали на Урал: подальше от двора, поближе к властному и самоуправному Демидычу. Посмотрим, как коса на камень найдёт.
— Благодарю за известия, но мне князь не нужен. Я хочу нанести визит Анастасии Гавриловне. Она дома?
Ответный кивок. И это мне было известно — дражайшую половину Юрий Никитич с собой не взял, да и сама Анастасия Гавриловна в декабристки не годилась. Не из той породы, чтобы бросить Петербург с его балами и развлечениями и отправиться вслед за мужем в условия, мало отличающиеся от каторжных.
— Анастасия Гавриловна у себя. Как прикажете доложить?
— Скажи, что её хочет видеть старший следователь СМЕРШ Елисеев. ОЧЕНЬ хочет! — выделил я, чтобы меня не отфутболили под предлогом мнимой болезни.
Дворецкий исчез. Я присел на любезно предоставленный диванчик, закинул нога на ногу.
Ожидание длилось недолго.
— Княгиня ждёт вас. Ступайте за мной, я проведу.
Анастасия Гавриловна встретила меня в роскошном бальном платье брусничного цвета. Её красивые глазки выражали скорее любопытство, нежели испуг. Тонко очерченные губы растянулись в улыбке:
— Ваше лицо мне знакомо, господин офицер.
Я склонил голову, взял треуголку подмышку и лихо щёлкнул каблуками, изображая вояку-мужлана:
— Так точно. Если помните историю с пропавшими алмазными вещами — я один из тех, кто способствовал их возвращению. Старший следователь СМЕРШ Пётр Елисеев.
Княгиня послушно кивнула:
— Всё верно, теперь моя память восстановилась. Что привело вас ко мне, господин Елисеев? Или я могу звать вас как-то иначе?
