Кроме того, североросская госбезопасность активно выступала посредником при выкупе эмигрантами своих родственников. Иногда даже помогала получить им ссуды на эти цели. Для Алексея это решало две проблемы. Во-первых, его главная цель — вывоз ученых и высококвалифицированных инженеров из страны победившего пролетариата — становилась не столь очевидной для чекистов. Во-вторых, таким образом он налаживал связи с представителями многих российских старинных дворянских родов, имевших большое влияние на высшую аристократию европейских держав. И в-третьих… ему казалось, что если он может помочь людям, попавшим в беду, то он просто обязан это сделать. И здесь отступали все расчеты. Он бросался на помощь сразу, как только видел, что люди, пострадавшие от большевиков, нуждаются в нем. Для Оладьина, для своих подчиненных, для членов правительства он был расчетливым руководителем грозной спецслужбы, скупавшим передовых ученых за рубежом. Однако в глубине души он знал, что делает это с одной целью — спасти людей от коммунистического гнета.
Как бы то ни было, его политика приносила вполне ощутимые результаты. Не успели большевики и глазом моргнуть, как страну победившего пролетариата покинуло огромное число ученых и инженеров высочайшего класса. Только во второй половине двадцать первого года чекисты начали относиться к заявкам северороссов на выезд людей более избирательно. Их впервые стала интересовать не только цена, предлагаемая «буржуями», но и уровень выезжающего специалиста. Впрочем, Алексей быстро понял, что ЧК и полуграмотные партработники вовсе не в состоянии понять, является ли человек по-настоящему перспективным ученым и что значат его разработки для прогресса. Они просто отслеживали его запросы и старались не выпускать наиболее интересных ему людей. Тогда он сменил тактику. Теперь, когда возникала необходимость вывести именитого ученого, по всей Европе и Америке спешно разыскивались его родственники, которые должны были формально выступить с инициативой выкупа. Если таковых не находилось, то в качестве «племянников и кузенов» выступали подставные люди, нанятые североросской госбезопасностью. Дело уже было поставлено на широкую ногу. Большинство из переехавших в Петербург из РСФСР профессоров и академиков предоставили по длиннющему списку фамилий своих учеников, ассистентов и студентов, подававших, с их точки зрения, большие надежды. Теперь Алексей расширил интересы своей службы и, кроме научных светил, активно скупал «перспективную молодежь».
Вот именно такими «выкупленными» пассажирами и был наполнен этот поезд. Они уезжали в неизвестность, бросая свои дома, имущество, друзей, без надежды вернуться. Они хватались за возможность перебраться в Северороссию, как утопающий хватается за соломинку. Для них это был шанс начать новую жизнь.
«Что же, — подумал Алексей, — борьба продолжается, и этот раунд, кажется, я выиграл. Качество — это всегда качество. Северороссии еще придется сражаться с советским монстром. Численное преимущество всегда будет у Москвы, поэтому мы можем победить только качеством. Для них люди — единицы, штыки, подданные. Для нас — личности. Они оболванивают свое население, мы повышаем уровень его образования. Они ценят золото и деньги, мы — людей, которые способны их заработать. Они будут вторгаться к нам несметными полчищами, мы противопоставим немногочисленную, но прекрасно вооруженную профессиональную армию. Посмотрим, кто кого».
Алексей снова бросил взгляд на перрон. «Интересно, — подумал он, — почти никто из прибывших и встречающих не знает и никогда не узнает, что стоят они сейчас на этом вокзале только благодаря мне. Впрочем, слава нужна только для того, чтобы было легче себя продать. Реальной работе она мешает».
Он повернулся и направился к выходу. За дверями кабинета к нему присоединились два «искусствоведа в штатском» — сотрудники департамента наружной охраны, ученики Колычева, лучшие телохранители в Северороссии, а может, одни из лучших в мире. К сожалению, теперь Алексей не мог позволить себе перемещаться без подобного эскорта. Должность обязывала. Он тяжело вздохнул. Оказывается, на самых вершинах власти свободы меньше всего.
Они вышли на вокзальную площадку. Алексей поежился — апрель выдался достаточно теплым, но все же в одном костюме было еще прохладно. Навстречу ему от перрона, около которого все еще пыхтел и чадил паровоз, шли трое в плащах, накинутых поверх гимнастерок без знаков различия, в галифе, сапогах и фуражках военного образца. Алексей остановил взгляд на идущем первым высоком человеке с портфелем под мышкой приблизился к нему, протянул руку и произнес:
— Здравствуйте, товарищ Петерс.
— Здравствуйте, — ответил на рукопожатие московский чекист.
Они молча направились к выходу из вокзала. Там их ожидал длинный черный служебный «руссо-балт» Алексея и темно-зеленый «мерседес» советского полпредства.
— Не откажетесь проехать в моей машине? — осведомился Алексей.
Чекист кивнул. Вместе с Алексеем они разместились на заднем сиденье «руссо-балта», отделенном от передних кресел звуконепроницаемой перегородкой. Один из телохранителей Алексея уселся на переднее пассажирское сиденье, а второй остался снаружи. Спутники Петерса сели в «мерседес», и оба автомобиля медленно покатили от вокзала.
— Я посмотрю, к вам буржуи валом валят, — проворчал Петерс. — Всю дорогу из Москвы в вагоне гул стоял. Радовались, что от нас вырвались.
— Да уж, — съязвил Алексей, — не многие хотят жить в вашем пролетарском раю.
— Буржуйские недобитки, — скривился Петерс. — Все одно старому миру конец.
— Ну, пусть уж они дождутся его здесь, а не у вас, — улыбнулся Алексей.
— Не имеет значения, — мотнул головой Петерс. — Я привез списки по вашему последнему запросу. Карандашом там отмечены суммы, которые вы должны заплатить за каждого человека. Если вы согласны, перевод должен быть выполнен в течение недели.
Он достал из портфеля картонную нанку и протянул Алексею.
— Хорошо, — кивнул Алексей, принимая папку. — Когда вы планируете уехать?
— Послезавтра, — ответил Петерс. — Думаю, полечу аэропланом.
Алексей снова улыбнулся. Он знал, что чекист приехал для проверки агентурной работы, организованной полпредством. Если он решил уложиться в двое суток, значит, опасности для своей разведывательной сети и недочетов в ее работе не видит. Это хорошо, потому что почти вся его сеть «под колпаком» и может быть ликвидирована в течение суток. «Все же демократия хороша тем, что люди себя чувствуют более комфортно, расслабляются и не слишком скрывают свои убеждения, — подумал Алексей. — Был бы у нас фашистский режим, половина этой коммунистической публики вмиг нацепила бы свастики, и поди определи, кто какую игру играет. А так мы прекрасно знаем, что советская агентура опирается на левацки ориентированные элементы. Хотя по большому счету это от неумелости Чека. Работают грубо, прут напролом. Увы, это будет не вечно. Слава богу, что у меня в департаментах внешней разведки и контрразведки работают офицеры, начинавшие службу еще в царской армии и полиции. Без их поддержки и профессионализма я бы, наверное, ушами хлопал, а красные в Петербурге вытворяли бы все, что хотели. Все же борьба на невидимом фронте куда как сложнее, чем на обычном».
