На фоне же предыдущих потерь понесенных флотом, а также явной сдачи позиций на сухопутном участке боевых действий, по городу начали распространяться слухи о прямом вмешательстве Российской Империи в войну и появлении в окрестных водах их крейсеров и миноносцев, чему немало способствовали рассказы пришедших недавно солдат и моряков, наблюдавших в пути русские корабли. Все же признать тот факт, что подобные потери родной флот понес от действий всего пары небольших минных кораблей, виделось куда сложнее, нежели свалить всю вину за поражения на более чем сильного противника. К тому же эта теория отлично ложилась на тот факт, что командовали обороной Асэба именно русские.
Впрочем, в неудачах итальянцев виновными оказались не только русские, но и местный климат, косивший прибывших из метрополии солдат сотнями и тысячами. Пищевые отравления — вот что нанесло прибывшему подкреплению основной ущерб. Еще до того как две армии встретились в решающем сражении и так заметно уступавшая абиссинцам итальянская армия потеряла не менее десятка тысяч солдат и офицеров слегших на больничные койки едва ли не сразу по прибытию на Африканский континент. Но до демонстрации силы переросшей в национальную трагедию все еще оставалось время и потому основное внимание оказалось приковано к флоту вышедшему таки к Асэбу для финального решения вопроса его принадлежности.
Два броненосца, два крейсера, один из которых являлся броненосным и пятерка минных крейсеров, взяв под охрану забитые пехотой транспорты, на 8 узлах отправились сравнивать с землей непокорный Асэб. В общей сложности на борту крупнейшего итальянского войскового транспорта были размещены все три батальона 1-го Африканского полка пехоты с приданными ей 8-й и 11-й батареями горных орудий, благо «Тринакриа» водоизмещением почти в десять тысяч тонн спокойно могла принять на борт куда большее количество пассажиров.
Обжегшись не единожды у Асэба, флотские все же осознали, что одними орудиями корабельной артиллерии взять порт и город никак не выйдет, а потому на сей раз основной задачей собранной эскадры являлось обеспечение высадки десанта, если не в сам порт, то в ближайшие окрестности Асэба. Вообще, как и во всех прочих флотах мировых держав, у итальянцев отсутствовали соединения морской пехоты и при возникновении необходимости в высадке на берег, люди для десантной партии набирались из состава экипажей кораблей. Однако, во-первых, потребного количества моряков на эскадре просто не могло бы набраться, если только не имелось желания полностью обескровить флот и лишить десант артиллерийской поддержки. А, во-вторых, самим кораблям вновь предстояло сойтись в артиллерийской дуэли с батареями береговой обороны Асэба при поддержке действий сухопутных частей, так что убыль моряков им и так была гарантирована, как показывал предыдущий печальный опыт. Впрочем, даже зная, что они идут в бой с ни разу неизвестным финалом итальянские моряки откровенно радовались, поскольку все последние дни их пребывания в Массауа каждую ночь на кораблях эскадры пробивали минную тревогу, когда не жалевшие ресурса прожекторов сторожевые корабли обнаруживали подкрадывающиеся к порту минные крейсера противника. И надо сказать, что одного жестокого урока, стоившего Королевскому флоту двух минных крейсеров, итальянцам вполне хватило, чтобы проникнуться поджидающими в этих водах опасностями. Впрочем, догадаться об этом можно было бы на примере неудач постигших их сослуживцев ранее. Вот только если кто и посчитал необходимым учиться на чужих ошибках, донести свое мнение до вице-адмирала Каневаро он не смог. Последний же был вынужден учиться исключительно на своих ошибках. Но являйся Феличе Наполеоне откровенным дураком, он никогда не смог бы получить на плечи погоны вице-адмирала, а потому учиться он умел. Однако никакие личные данные отдельных личностей не могли помочь в деле превращения кучи кораблей в полноценную сплаванную эскадру. Идти же подобной толпой ночью без огней оказалось в принципе невозможно, и потому эскадра отчетливо выделялась в темноте десятками огней и шарящих по горизонту прожекторов.
На свою беду вышли они как раз в смену «Полярного лиса», сменившего на посту ночного террориста «Песца». Конечно, нельзя было сказать, что Протопопов не справился бы с задачей ночной атаки на вражескую эскадру, но у несколько более опытного Иениша в чей экипаж вернулся оставивший свой катер Керн, шанс подкрасться к противнику имелся куда больший. Тем более, что во тьме его однотрубный силуэт с выделяющимся в носу 120-мм орудием можно было спутать с «Конфиенца» входившей в состав итальянской эскадры. Единственное, чем «Полярный лис» уступал своему собрату по службе, так это количеством имевшихся на борту минных аппаратов и мин соответственно. Вообще, запас этих смертоносных боеприпасов начал показывать дно, что особенно сильно печалило Иениша, поскольку именно самоходные мины были именно тем аргументом, что мог позволить ему общаться с итальянцами практически на равных хотя бы по ночам. Вот и сейчас на борту покинувшего свою нору для очередной ночной охоты небольшого северного хищника имелось всего две мины заряженные в носовые аппараты и все — больше 381-мм мин в наличии не имелось.
Встретились двигавшиеся навстречу друг другу противники примерно за час до того как стемнело и итальянским морякам впервые удалось хорошо разглядеть одного из тех, кто терроризировал их в Массауа. Естественно, в погоню за «Полярным лисом» тут же устремились оба оставшихся у итальянцев крупных минных крейсера вооруженных 120-мм орудиями, но максимум чего им удалось добиться — отогнать своего визави подальше от главных сил эскадры. На большее, имея максимальную скорость в 17 узлов, они рассчитывать никак не могли.
— Хм. Похоже, за нас, наконец-то, решили взяться всерьез. Вам так не кажется, Григорий Васильевич? — обратился Иениш к своему новому старшему офицеру, разглядывая в бинокль строй итальянских кораблей.
— Ваша правда, Виктор Христофорович. — тут же отозвался Бурхановский. После гибели «Русалки» он продолжил службу на флоте, но с большей частью выживших матросов попал во флотский экипаж и как только получил приглашение от Иениша перейти на службу в «Добровольный охранный флот», мгновенно озаботился вопросом своего увольнения. И пока еще ни разу не пожалел о сделанном шаге. Да, адмиральских погон ему теперь точно было не видать, но зато настоящее дело, боевой опыт и что немаловажно — денежное довольствие на новом месте службы оказались несравненно более веским аргументом, нежели причисление себя к белой кости. — Сильно мы их разозлили, раз уж они не поскупились выдвинуть броненосцы.
