дочка только одна, то, что ей пока нет и четырнадцати, вас смущать не должно. Гемофилией, слава богу, не заражена, как некоторые. Черкните пару слов в ответ. Фото вложите, что в Йокосуке Апостоли сделал. Портрет и правда хорош. Да еще на таком фоне…
А возраст… Что возраст? Дело наживное. С нашими предстоящими делами оглянуться не успеем, как три года пролетят. Так что, как завершим здесь все, съездите в фатерлянд, накрутите усы, шпоры побольше нацепите, чтоб с серебряным звоном, весь иконостас парадный… Папочка ее все эти цацки зело любит…
– Капитан Балк! Что вы себе позволяете! Ведь… Ну в конце-то концов… Это же…
– Да. Принцесса прусская Виктория-Луиза. И что? По мне, так это все условности. В конце-то концов у вас, как спасителя Отечества, теперь вся российская прекрасная половина – хоть по записи… Да и не только российская. А девочка, кстати, вполне так себе. Носик не такой уж и длинный, ладненький… глазки не дуры, а ниже ватерлинии так и вооб…
– Вася!!! Прекрати сейчас же говорить о девушке, как об английской лошади! Да и то сказать, о девушке… Девчонка же еще совсем!
– Хорошо, хорошо. Не буду, если так хочешь… Хотя и в ее пока что сопливые годы уже все задатки видны…
Делано не замечая, как слегка покрасневший ТВКМ яростно буравит взглядом его физиономию, Балк демонстративно закатил исполненные напускного сального вожделения глаза, сглотнул и меланхолично продолжил:
– При чем здесь Англия? Нам оно надо? Ежели уж говорить о прекрасной половине, Михаил Александрович, то вторгаться на их остров нам просто не имеет никакого смысла. Абсолютно… Как и сюда, кстати. К этим мелким крашеным пигалицам на деревянных ходульках… Германия… Вот это бы да, это бы я понял… Так что? Неужто наш товарищ великий и вправду зап… Опс! – Василий изящно увел пятую точку от предназначавшегося ей августейшего пинка. – Все! Молчу, молчу! Кстати, интересно, как там казачки с японскими пушкарями позабавились?
– Ох и верно же тебя Руднев кровопивушкой зовет! Ох и верно… Я у Ржевского фляжку с коньяком отнял. Давай обмоем, что ли?
– Письмо? Так от него и так парфюмом прет. Я потому в кармане и не держал. Если моя вдруг унюхает – трындец. Японцы отдыхают…
– Балбес ты, Вася, все-таки… День рожденья у нас с тобой сегодня!
– Постой… Михаил, ты это слышал? Что это так громыхнуло? И где, интересно?
– Да, что-то серьезное. На юге где-то…
* * *
В скорой и окончательной победе уже не сомневались практически все: и моряки, от адмиралов до рядовых матросов, и армейские, от генералов до солдат и казаков. Вот почему, несмотря на неоднократные предупреждения Руднева и его штаба о необходимости быть предельно бдительными, на некоторых кораблях флота слегка расслабились.
И в первую очередь это относилось к вспомогательным крейсерам великого князя Александра Михайловича и группе обеспечения высадки под командованием Рейценштейна, которым после известия об ударе катерников Егорьева по Сасебо, казалось бы, опасаться было уже нечего. Это отрядам флота, находившимся внутри Токийского залива, еще можно было ждать какой-нибудь пакости от японских недобитков. Но, как часто бывает, беда нагрянула откуда не ждали.
После высадки войск и постановки десантных транспортов-лайнеров на фертоинговы скобы Александр Михайлович приказал Рейценштейну постоянно держать в ближнем дозоре пару своих кораблей. Вечером 18 января, когда «Корнилов» и «Донской» уже шли на патрулирование, а «Николай I» и «Нахимов», вернувшись с него, становились на якоря, у носовой части эскадренного броненосца неожиданно взметнулся высоченный белопенный фонтан подводного взрыва.
И не успели еще моряки на стоящих поодаль транспортах и на находящемся совсем рядом с ним «Адмирале Нахимове» понять, что же стряслось, как из-под носовой башни «Николая» вышибло громадный столб огня и черного дыма. Фок-мачта и командирский мостик броненосца рухнули прямо в это клокочущее инферно.
Чудовищный грохот сотряс все вокруг и был прекрасно слышен даже в Йокосуке. В последующие несколько секунд раздалось несколько взрывов меньшей силы. К стремительно расползающемуся над водой облаку густого бурого дыма, в котором несколько мгновений была видна поднявшаяся из воды грузная корма корабля с медленно вращающимися бронзовыми винтами, примешивались клубы густого пара…
Когда мрачная пелена над морем слегка рассеялась, на месте броненосца были видны только мелкие плавающие обломки и несколько десятков чудом уцелевших моряков.
С «Нахимова» и транспортов лихорадочно спускали шлюпки и паровые катера. Причем Рейценштейн на одном из них лично отправился к месту катастрофы. Так как следа торпеды никто не заметил, то многие посчитали, что несчастный корабль погиб или от якорной мины необнаруженного японского заграждения, или от внутреннего взрыва. На «Светлане» подходил великий князь. Но когда спасательная операция уже разворачивалась полым ходом, его флагман неожиданно начал давать прерывистые сирены и резко увеличил ход.
– Смотрите, мина идет! На нас! Мина!!! – загомонили сигнальщики на «Нахимове».
На мостике крейсера среагировали мгновенно. Машинная команда также не оплошала, и корабль задним ходом начал постепенно отползать от изначально нацеленной в самую середину его борта пенной дорожки. Конечно, увернуться совсем махине с такой инерцией было нереально. Но, по крайней мере, попадание оказалось не смертельным. Мина ударила в борт корабля метрах в семи впереди носового барбета, и «Нахимов», медленно оседая на нос, поковылял к берегу кормой вперед. Дойдя до ближайшей отмели, он развернулся, и через час его продырявленный нос уже прочно сидел в прибрежном песке и галечнике, погрузившись форштевнем на три с лишним метра ниже ватерлинии.
Тем временем «Светлана», подняв стеньговые флаги, полным ходом прошла сначала то место, где ее глазастые сигнальщики заметили воздушный пузырь от пуска мины, а затем вдруг резко отклонилась вправо. Позже кто-то из ее команды говорил, что на крейсере почувствовали удар, как будто корабль наскочил на топляк. Но ничего подобного в его подлинном вахтенном журнале, ныне хранящемся в ЦВММ, не зафиксировано…
Так закончилась атака на корабли нашего флота японской подводной лодки I-4, подробности которой были русскими засекречены. И хотя «баковый вестник» уверенно приписывал драму «Николая I» успеху японских подводников, официальный Петербург это отрицал начисто, говоря лишь о сорванных бурным волнением минах.
Подлодка I-4, единственная из боеготовых на момент русского нападения на Токийский залив пяти японских «Холландов», вышла в море с приказом найти и атаковать вражеский десантный флот за несколько часов до падения Йокосуки. Но поскольку она пропала со всем экипажем, это дало возможность русским упрямо придерживаться версии о том, что их корабли уже после заключения перемирия подорвались на сорванных приливом минах заграждения.
* * *
Принципиальное согласие императора Японии на заключение мирного договора было
