грудь и плечи расправились, даже походка изменилась, стала энергичной и бодрой. Прорабу дали взятку, чтобы Никол продолжал числиться на стройке, но там больше не появлялся, только раз в месяц расписывался в зарплатной ведомости. Его деньги делили между собой рабочие, поочередно остававшиеся ночевать на объекте, какую-то небольшую часть клал в карман прораб. Перед Николом поставили задачу дополнить и систематизировать собранные материалы, так чтобы они выглядели убойными доказательствами. Зарплату выделили из своих средств в два с половиной раза больше, чем на стройке. В итоге все остались довольными…
Конечно, наша деятельность не могла пройти незамеченной. В одном из кафе Еревана ко мне и Левону Суреновичу подсели двое в штатском. Предъявили удостоверения сотрудников КГБ и попросили последовать за ними. Патриарх согласился.
Оказавшись в кабинете полковника Мовнесяна, полного невысокого мужика лет пятидесяти с залысинами и надменным взглядом, Левон Суренович попросил пару минут переговорить наедине. Полковник, немного поколебавшись, согласился. «Пара минут» растянулась на полчаса. Когда меня снова ввели в кабинет, патриарх был спокоен и безмятежен, полковник сух и деловит. Приказал своим подчиненным проводить нас до выхода и отпустить.
— Что вы такого сказали товарищу Мовнесяну? — полюбопытствовал я.
— Мир тесен, — улыбнулся дед Ашота. — Армения — республика маленькая, и мы все друг друга знаем. Я помнил его отца, в хороших отношениях с начальством Ованеса, а одному высокопоставленному товарищу из республиканского ЦК много помог в свое время. Наши действия сумел объяснить беспокойством за близких.
— Думаете, полковник поверил? — я саркастично ухмыльнулся.
— Скорее всего, нет, — спокойно ответил Барсамян-старший. — Но предъявить ничего не решился. Тем не менее, настоятельно попросил больше никаких действий не предпринимать и ни к кому в республике больше с вопросами не подходить. Но они немного опоздали. Мы уже собрали все необходимые материалы.
— А люди? КГБ их не запугает? — обеспокоенно поинтересовался я.
— Как там у вас говорят? — лукаво усмехнулся патриарх. — Что написано пером, не вырубить топором. Это, во-первых. Во-вторых, не запугает. Люди сказали своё слово, и брать его назад не будут. Тем более что никакой тайны в ученой среде нет. Все эти доклады, предупреждения японских и других зарубежных сейсмологов, исследования имеют место быть. Мы ничего не придумываем, просто поднимаем, сопоставляем и систематизируем факты. А ученые, подписавшие требование принять меры, выполняют свой гражданский долг — пытаются спасти тысячи людей от гибели.
В республике мы на время свернули активность, переложив всю деятельность на довольного новой работой Манукяна. Одновременно, дед съездил в гости Мовнесяну, под предлогом проведать старенькую маму комитетчика. Долго разговаривал с полковником, вручил ему три тысячи рублей, взятых из кассы магазинов Каринэ, дал обещание особо не светиться, убедил не замечать «продолжающихся исследований» и разговоров уже под руководством Никола, согласился с условием делать всё тихо и не подставляться. Коррупция, переплетение родственных и клановых связей, как ни странно, сыграли нам на руку.
В Армении мы больше особо не светились. Я вместе вместе с Сергеем и Манукяном посетил Таджикскую СССР, Тулу и несколько других республик и городов, где жили ученые, чьи доклады, исследования и служебные записки с предупреждениями в Академии Физики Земли и Институте Геофизики и Инженерной Сейсмологии просто вопили о будущей трагедии. Их заставили замолчать под напором критики и шельмования, но мы нашли подход к каждому. Под напором Никола подписать воззвание с предупреждением о грядущей беде и настоятельной просьбой принять меры, согласился профессор Тульского института Мартынов, член-корреспондент АН Таджикской ЭССР Одеков, ученый-инженер Иваненков, киевский геофизик Несмеянович и многие другие.
Вартан Оганесович, через своих знакомых, взялся скопировать в десяти экземплярах пухлый пакет документации.
Первый пакет с оригиналом воззвания, копиями всех остальных документов с пометками, где их можно найти, мы отправили почтой лично товарищу Горбачеву и ЦК Политбюро. Чтобы не светиться, сделали это в Ленинграде. Наняли за десятку подростка, проследили, чтобы он выполнил поручение.
Второй и третий пакеты патриарх передал знакомым представителям армянской диаспоры в Америке и Франции, с которыми поддерживал дружеские отношения. Они ждали своего часа. В самом крайнем случае, если Политбюро и Горбачев не предпримут необходимые действия, будут переданы Шер и Шарлю Азнавуру.
Мы надеялись, они поднимут шум, привлекут внимание общественности, и неповоротливым членам Политбюро вместе с Горбачевым, купавшемуся в лучах благосклонности Запада, вынуждено придется реагировать. А дефицит времени не позволит Политбюро и руководству АССР, устроить охоту на ведьм.
Четвертый, с моим письмом, описывающем чудесный сон-откровение о грядущем землетрясении, кратким пояснением Левона Суреновича, почему ему можно верить, отправился в Эчмиадзинский монастырь к Верховному Патриарху и Католикосу всех Армян Вазгену Первому. Приложенные к нашим посланиям документы и копия воззвания ученых должны были убедить Католикоса о реальности существующей угрозы.
Все бумаги передали через отца Гевора, друга детства Левона Суреновича. Сначала священник, входивший в ближайшее окружение Вазгена, даже сомневался, стоит ли беспокоить Католикоса. Но доказательства и аргументы, приведенные в документах, имена известных ученых и сорокаминутный разговор с Барсамяном-старшим его убедили.
Через полмесяца священники передали Барсамяну, что Католикос хочет видеть его и меня. Встреча состоялась в резиденции главного священника Апостольской Армянской Церкви. Мы беседовали с Католикосом несколько часов. С трудом, но сумели его убедить. Церковный Патриарх согласился выступить с обращением к верующим за несколько дней до ожидаемого землетрясения. Опытный священник и глава церкви отказался назвать точное время грядущей катастрофы, но согласился предостеречь людей, призвать соблюдать осторожность и в случае малейшего подозрения на подземные толчки без колебаний покидать свои дома.
Политбюро и Горбачев ожидаемо не отреагировали на документы. Вернее, отреагировали, но не так как надо. В Москву вызвали Первого секретаря ЦК КП республики Арутюняна. Сурен Гургенович вернулся из столицы в крайне нервном состоянии, встрепанный и красный. Вызвал к себе в кабинет директора ИГИСа и долго орал на него. Бадалян горячо клялся в своей невиновности. О посещении Института геофизики и инженерной сейсмологии Левоном Суреновичем и мною, директор молчал как партизан на допросе в гестапо. Нас он принимал по рекомендации серьезных людей в криминальных и теневых кругах. Получил взятку тысячу рублей в качестве презента за доступ в сейсмологический отдел и материалам. Поэтому не сказал ни слова. Воров, теневых дельцов и уголовного дела директор ИГИС боялся больше чем первого секретаря ЦК КП Армении.
Через два дня в Ереван прилетел председатель Совета Министров СССР Николай Иванович Рыжков. Он провел в Армении несколько дней. Перед его приездом все неблагонадёжные сотрудники ИГИС, сейсмологических и геофизических станций, были отправлены в командировки
