- Ладно, забирайте этот чёртов плеер, - обречённо казал мужик, и опустил руки.
- Вот так сразу надо было делать. Петренко, составляй акт изъятия, - сказал споривший с мужиком таможенник одному из своих спутников.
После того, как злополучный плеер был отобран у владельца, таможенники больше нигде особо не задерживались, и вскоре вышли в другой вагон.
- Пойду покурю, - сказал Саня, доставая пачку сигарет из сумки.
- Если не возражаешь, то и я с тобой, - присоединился Сергеев.
- Да пожалуйста, пойдём, - ответил Александр выходя из купе.
Как только они ушли, в купе воцарилась тишина. И я, чтобы завести разговор, спросил у Кошкина:
- Михаил Ильич, как вам Харьков?
- Красивый город. Нечего сказать. Только я заметил, что даже центральные отреставрированные дома очень часто обезображены всякими надписями. И ладно бы, если писали всем известные слова на три буквы. Это понятно, такое и в наше время есть. Не везде, конечно, но встречается. Но тут пишутся какие-то непонятные фразы на английском языке.
- Так это же граффити. Им у нас всякие неформальные движения молодёжи увлекаются. То что вы видели в центре это ещё ерунда. Вот если бы на окраинах города побывали, увидели бы, какой может быть современная наскальная живопись… Михаил Ильич, можно задать вам один странный вопрос?
- Задавай, Алексей.
- Не сочтите за грубость и бестактность. Дело в том, что до переноса я интересовался историей отечественного танкостроения. Книжки там всякие читал… Свирина того же самого. Просто дело в том, что согласно всем имеющимся у меня данным, когда произошёл перенос, вы должны были находиться в санатории под Харьковом, - я намеренно не уточнил, что Кошкин должен был лежать там без одного лёгкого, - но раз вы сейчас здесь, то получается, что вы не были в том санатории, а это наводит на очень странные мысли.
- Алексей, - грустно улыбнулся Кошкин, - поверь, я читал ваши архивы. И знаю, что по всем параметрам должен уже быть мёртвым. Не знаю, почему я оказался в Москве вместо Харькова, но это спасло мне жизнь. Кого благодарить, бога или судьбу, тоже не знаю, но на всякий случай жена поставила в церкви свечку за здравие. Да и вообще, не нашего это ума дело, искать различия между мирами. Этим занимаются высокопоставленные товарищи в особых структурах. Поэтому я бы посоветовал тебе не поднимать эту тему в разговорах. Не все правильно поймут твоё любопытство. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду.
- Да, я всё понял. Впредь буду аккуратнее.
- Вот и хорошо, что понял, кстати, вот и наши попутчики вернулись, - кивнув на входящих и что-то активно обсуждающих Бондаря и Сергеева.
- Слушай, Александр, а почему ты когда куришь, сигарету рукой прикрываешь? - продолжая начатый ранее разговор, спросил Сергеев.
- Привычка с Чечни осталась. Имеет тот же смысл, что запрет на прикуривание трёх человек от одной спички.
- В смысле? - не понял Сергеев.
- Ну, со спичкой это с англо-бурской войны идёт. Тогда снайпер по первому прикуривающему замечал цель, по второму вводил поправку на ветер, а в третьего стрелял. Вот и мы в Чечне прикрывали огонёк сигареты, чтобы снайпер не засёк, - разъяснил Саня.
- Понятно, буду знать, а что у вас за война в Чечне была?
- Та то же самое, что и в XIX веке если вкратце. Вы лучше скажите, как мы с вами сотрудничать будем, когда приедем.
- Вы Александр, будете водителем-испытателем, плюс к этому, как человек, имеющий боевой опыт, можете давать советы и рекомендации конструкторам, - ответил Кошкин, - а на Алексея ложится вся вычислительная техника. Если будут возникать проблемы и вопросы, то можете выходить напрямую на меня. Я буду помогать вам по мере возможности. Более детальную информацию уже на месте получите.
Наш поезд благополучно доехал до Валуек, где после короткой остановки необходимой для того чтобы таможенники покинули состав, продолжил движение. Мы с Саней достали оставшееся пиво, и предложили попутчикам выпить с нами. Кошкин с Сергеевым не стали долго думать и приняли наше предложение. С каждой минутой атмосфера в нашем купе становилась всё более неофициальной, исчезла внутренняя сдержанность и напряжённость, возникшая во время знакомства с попутчиками. И вскоре в купе стали раздаваться взрыва смеха, появляющиеся после того, как очередной рассказчик заканчивал байку. Что интересно, хотя все собравшиеся имели разные профессии и были из разных времён, это не совершенно не отразилось на чувстве юмора, которое было, судя по всему, одинаковым во все времена. Народ одинаково смеялся над туповатыми юзерами, хитрыми прапорщиками и умудрёнными опытом конструкторами.
Ближе к вечеру, из соседнего купе раздались звуки игры на гитаре, и кто-то отчаянно фальшивя и не попадая в ноты затянул "как здорово, что все мы здесь сегодня собрались".
- Слышь, Саня, похоже, с нами КСПшник едет.
- Кто-кто?
- Ну этот, любитель самодеятельной песни. Причём, судя по голосу, этот тот самый товарищ, что втихаря плеер провести хотел.
- Слушай, ну до чего погано поёт. Прямо хоть на стенку лезь.
- И не говори. Будто ему в детстве дверью прищемили что-то.
- Ладно, пойду покурю. Если когда я вернусь, этот тип не перестанет терзать инструмент, то я сам отберу у него гитару.
Бондарь с Сергеевым уже в который раз за сегодня пошли в тамбур, а когда вернулись через 10 минут, то с ними та самая девушка, что отшила нас ранее, только сейчас у неё была с собой гитара.
- Знакомьтесь, это Лида. Конструктор с ХТЗ. Лида, это Алексей, сисадмин с Тяжмаша, и Михаил Ильич Кошкин. Думаю, что Михаил Ильич не нуждается в дополнительных представлениях. Прошу вас к нашему столу.
- А чем собственно обязаны появлению столь очаровательной девушки, - поинтересовался Кошкин.
- Понимаете, Михаил Ильич, Лида едет в одном купе с нашим контрабандистом. И вот этот подозрительный гражданин решил очаровать девушку совершенно отвратительным пением. Пришлось у него конфисковать музыкальный инструмент и немного поработать музыкальным критиком.
- Ты его хоть не сильно избил, Саня?
- Лёха, ты что. Я пальцем к нему не прикоснулся. Он и так всё понял. А теперь, если никто не возражает, я хотел бы спеть песню, которую мы пели в армии.
Дождавшись пока все затихнут, Саня взял Лидину гитару и запел:
Карбюратору, как и легким, не хватает кислорода,
Нет ни моих, ни лошадиных сил.
Руль, обмотанный бинтами, рвет ладони и взял же моду…
Ну что взбесился, я же тебя просил.
С пылью пот со лба сползает и в глаза, их разъедает,
Камни шины разгрызают вдрызг.
Тошно, не стони так тонко, ты же, БэТР, не девчонка,
Так держись, нельзя нам нынче вниз…
Может за этим вот поворотом крепко откашлялась пулеметом
Эта вот молчаливая гора.
Бронежилета чуть не хватило, прямо под горло пуля прошила
Кольку прошила с нашего двора.
Как он рисково прыгал на мото, в джинсах на танцы что ни суббота,
Слабо он, БэТР, тебе без забот знаком.
Жили вы с Колькой ближе, чем братья, и умирал он в твоих объятьях,
Фото ты носишь над смотровым стеклом.
Впереди задохнувшись заглохла чья-то броня, и теперь там плохо.
Ну, молодчага, носом ее попер.
Только держаться, надо держаться, на перевале дам отдышаться,
Ты ведь все можешь - бог, а не транспортер.
На верхотуре в тысячу метров все я забуду про солнце и ветры,
Буду как матерь возле твоих я ран.
К черту сухпай, и воду, и реку - ты не машина, как человек,
Ты выдержи рейс последний на Чагчаран.
Тишина в купе сохранялась ещё несколько минут после того, как затихли последние ноты. Наконец Сергеев не выдержал и спросил: