Петр терпеливо ждал. Первые, взобравшиеся на стену, должны скинуть веревочные лестницы. Если, конечно, наверху их не встретят немцы.
Казалось, прошла целая вечность, пока сверху с легким шорохом не упала лестница, едва не ударив Петра по голове.
– Ну, я полез, – сказал он сгрудившимся за спиной солдатам.
Висящий на плече автомат ощутимо тянул к земле, а сапоги весили, казалось, много больше тонны каждый. Стена пахла старым камнем, и запах этот казался почему-то неприятен, должно быть, навевал воспоминания о подземельях этого самого замка, в которых Петру довелось побывать…
Веревка больно врезалась в руки, а лестница опасно раскачивалась. Матеря про себя ни в чем не повинных строителей, что соорудили столь высокую стену, Петр из последних сил подтянулся, протиснулся между зубцами и рухнул плашмя.
– Что с вами, товарищ капитан? – донесся откуда-то сверху участливый голос.
– Старею, видать, – ответил Петр и с трудом сел. Ранее ему не доводилось бывать на стенах замка, и открывшееся зрелище было для него внове. За зубцами оказалось нечто вроде дорожки, со стороны двора прикрытой невысокой оградой. Слева дорожка упиралась в башню, у двери в которую уже возились саперы, а справа уходила в полумрак. Впереди был двор, и там чернела задняя часть центрального комплекса зданий замка. Ни одно окошко в ней не светилось.
Солдаты один за другим взбирались на стену, и когда меж зубцов появилось потное лицо Косенкова, Петр пришел в себя и послал десяток автоматчиков направо – мало ли какому дурному немцу вздумается пройти по стене?
Громыхнул взрыв, перекрыв на мгновение очереди, всё еще доносящиеся от ворот, и советские солдаты ворвались в башню. Повел их майор, оставив Петра прикрывать тыл.
Стрельбы поначалу не было, потом раздалось несколько одиночных выстрелов, но когда Петр появился в башне, там всё уже было кончено. В почти полной тьме не было видно, чьи трупы лежат на узкой лестнице, но хотелось верить, что это – враги…
А затем под ногами оказались камни замкового двора, и в душе Петра проснулась, подавив все остальные чувства, сильная, холодная злость. Именно здесь он испытал самую страшную боль в жизни, тут находятся в плену его боевые товарищи…
Он ощутил, как трясутся у него руки, держащие автомат. Смирить злость не составило труда, а когда на мушке появились первые немцы, всё стало совсем просто.
Отряд Косенкова скрылся за углом, а эсэсовцы, посланные в тыл нападавшим, обежали здание с другой стороны. Необходимость встретить их огнем выпала на небольшую группу солдат, ведомую Петром.
– Бей! – рявкнул он, сам подивившись ярости в своем крике, и дернул спусковой крючок автомата.
Приказ был выполнен как надо, и поток пуль хлынул в направлении немцев, полетели гранаты. Эсэсовцев было немного, всего около десятка, и окажись это обычные солдаты, они все погибли бы в первый же момент. Но черные фигуры заметались с такой скоростью, что перестали быть видны, и мало кто из советских солдат мог похвалиться попаданием…
Застрекотали в ответ штурмовые винтовки, и Петр плюхнулся на камни, больно ударившись локтем. Немцы стреляли исключительно точно, и раздались первые стоны. Над полем боя поплыл тошнотворный запах крови.
– Гранат не жалеть! – крикнул Петр. – Огонь!
По сторонам свистели пули, но темнота всё же мешала немцам стрелять, или же капитан Радлов, некогда почетный гость Шаунберга, оказался от этих пуль заколдован. В любом случае, в него не попало ни одной.
Понимая, что их перестреляют, немцы бросились вперед, надеясь сойтись с врагом врукопашную.
Прямо перед капитаном из мрака сгустилась темная фигура.
Петр, не целясь, дал короткую очередь, и почти десяток пуль с глухим чавканьем вошли в тело эсэсовца. Мгновение тот стоял, словно еще не веря, что смерть пришла к нему, к сверхчеловеку, точно так же, как приходит к обыкновенным людям, а затем упал.
Началась рукопашная схватка. Слышались выкрики и тяжелые хрипы, сменявшиеся стонами и звуками ударов. Время от времени кто-то успевал выстрелить, но редко – слишком высока была вероятность, что в темноте попадешь в своего.
Когда всё стихло, сразу, вдруг, Петр даже не поверил, что им удалось победить.
– Вы здесь, товарищ капитан? – спросил из темноты кто-то.
– Здесь, – отозвался Петр, вытирая пот с лица.
– Тут рядовой Смирнов умирает, просит вас подойти.
– Хорошо, – Петр направился вслед за бойцом, но тот, не пройдя и трех шагов, отступил в сторону.
У рядового Смирнова была оторвана рука, и не миной, снарядом, или осколком, что в общем привычно, нет, ее просто схватили и оторвали. Сделавший это немец лежал тут же, рядом, и мертвой (в прямом смысле) хваткой держал оторванную конечность.
– Что такое? – спросил Петр, опускаясь на колени.
– Товарищ капитан, матери передайте, – прошептал Смирнов, совсем молодой парень с широким, типично крестьянским лицом. – В деревню Тепелево, что под Горьким… Что я…
Он вздохнул и замер. Лицо его застыло, и на нем появилось тихое, отрешенное выражение, которое на войне может дать только смерть.
– Всё, – сказал кто-то.
– Да, – Петр поднялся. – Отмучился.
Пересчитав бойцов, он обнаружил, что из почти четырех десятков в живых осталось всего семь человек, из них трое – ранены.
– Что будем делать, товарищ капитан? – спросил тот самый Болидзе, что запомнился Петру еще в Вене.
– Выполнять боевую задачу, – ответил Петр жестко. – Прикрывать тыл атакующей группы. Других приказов пока не поступало.
Он прислушался. Бой шел где-то за замком, но звуки его приближались.
Не успел Петр обдумать, что это означает, как из-за угла выбежали несколько человек. Двое из них тащили плащ-палатку, в которой кто-то лежал.
– Кого несете? – крикнул Петр бегущим. – Кто дал приказ отступать?!
– Я тут, – голос Косенкова настолько исказила боль, что Петр в первый момент не узнал его.
– Вы, товарищ майор? – спросил он, подходя.
– Ранили меня, – сказал Косенков. Лицо его белело в темноте, словно мрамор, а глаза были темны, как выбитые окна.
– Как там? – спросил Петр. Майор промолчал, видимо, потерял сознание. Вместо него ответил один из солдат.
– Страх один, – сказал он, и в голосе бойца слышался неподдельный ужас. – Надо уходить, пока всех не поубивали.
– Молчать! – рявкнул Петр, но тут из-за угла появились еще человек десять солдат. Отстреливаясь на ходу, они бежали так, что Петр с холодком понял: всё, за ними – никого, и эти люди – последние, кто выжил.
Времени на размышления о том, как сумели немцы перебить остальных и что случилось с группой Томина, не было.
