Бои шли уже в Стрелецкой бухте и в районе ЦУМа. Наша бригада тольком и пополниться не успела, как ее ввели в бой. С моря этот район обрабатывали корабли натовцев артиллерией и ракетным вооружением. Американские вертушки «крутили карусель» над площадью 50-летия СССР. В воздухе над морем шел бой между самолетами натовцев и россиян. Один из русских самолетов сумел прорваться и выпустил почти в упор две ракеты в самый крупный корабль. После чего вспыхнув, завалился на левое крыло и врезался в борт американского эсминца.
По улице Древней по направлению к Херсонесу двигалась колонна из шести БМП и одного грузовика ЗИЛ-131. На броне сидели солдаты с чумазыми и усталыми лицами. Миновав развалины выставочных зданий музея Херсонес — головная бэшка заехал на территорию Владимирского собора. С брони остановившейся машины спрыгнуло три человека в грязных камуфляжах. Это был я — командир первой роты первого батальона седьмой гвардейской горно-стрелковой бригады морской пехоты лейтенант Свешников и его бойцы.
Дал команду всем высаживаться и занимать оборону, руководство по приготовлению линии обороны занимался Пегриков. Потом я взбежал с двумя солдатами по ступенькам собора на второй этаж, где в данный момент под звуки приближающегося боя проходила литургия. Отец Сергий был примерно одного со мной возраста. Когда мы втроем зашли в главный зал, где шла служба, на нас даже внимания не обратили. Дал знак Ивасову и Михайлову оставаться на месте, а сам решительным шагом направился к алтарю.
— Святой отец, прошу прощения, но вы должны сворачиваться и уходить. Через час здесь будет жарко. — обратился я к отцу Сергию.
— На все воля Божья, сын мой, — ответил он, — я останусь здесь.
— Так! Святой отец, это не предложение, а приказ. Так что даю на сборы десять минут. Машина ждет во дворе.
— Я никуда не уйду. — твердо сказал отец Сергий.
— Так, давай уводи этих людей. Вы еще успеете пройти к кораблям и эвакуироваться. Короче, через десять минут я тут никого не наблюдаю.
Тем временем в собор забегали бойцы обвешанные оружием, пулеметными лентами и с ящиками с боеприпасами. Витражные окна собора теперь служили бойницами. На крышу залез снайпер. Неторопясь во двор выходили дедушки и бабушки из храма. Двое моих бойцов их подводили к ЗИЛу и помогали залезть в кузов. В общем, все при деле.
Я уже и забыл о существовании отца Сергия. Как вдруг меня окликнули, и поп подошел ко мне в сопровождении бойца.
— Слышь, батюшка, ты чего не уехал? Я ж вроде говорил сюда не возвращаться.
— Нас осталось пять человек. Дай нам оружие. Это наш долг отстаивать наш храм.
— Хм, а ты умеешь хоть с автоматом управляться? — с сомнением в голосе спросил я.
— Я ж не всю жизнь был священником. Я лейтенант запаса, Псковская дивизия ВДВ. А братья мои — тоже кое-что умеют. Так дашь оружие?
— Ну что ж, люди мне не помешают. Что-нибудь придумаем.
Солдаты лениво и, не особо торопясь, ковыряли скалистую землю Херсонеса. Солнце жарило немилосердно. Воды не было, поэтому каждая капля была на счету. То и дело над головами солдат лениво барражировали самолеты американцев, но казалось, будто они игнорируют их. В конечном итоге мы перестали на них обращать внимание. Священники копали землю наравне с солдатами. Часам к 2 по полудни уже вырисовался рубеж обороны. Который протянулся от яхт-клуба к античному театру и несколько мелких опорных пунктов в развалинах Херсонеса до берега моря. Сзади нас была святыня всех православных христиан — Владимирский собор. В этом соборе князь Владимир Великий принял христианство, а потом и крестил Русь. Нападение ожидали по улице Древней, точнее по тому участку дороги, что так раньше называлась. И со стороны пляжа «Солнечный». В городе шла непрерывная перестрелка и канонада. Над городом кружили вертолеты американцев и проносились штурмовики американской авиации морской пехоты.
Ко мне подошел отец Стефаний. Это был плотный мужчина с черной как смоль бородой и волосами, а также пронзительным взглядом.
— Лейтенант, ты не против, если перед боем молебен отслужим? Негоже так идти в бой без молитвы и благословения.
— Ну если найдете себе зрителей — я не против.
Стефаний отошел от меня и направился к остальным священнослужителям. Недолго посовещавшись, двое из них отправились в собор. У них появилось человек пять помощников из солдат, которые подготовили площадку, возле окопа для БМП. Минут через двадцать вернулись двое ушедших священников. Заунывными голосами они начали службу. Оставив надзор за окрестностями на пикеты — я встал на службу вместе со всеми, кто пожелал из солдат. Не особо вслушиваясь в то, что распевают священники, думал о своем. Я молился. Никогда раньше мне не приходила мысль об этом. Но, тем не менее… «Господи! Дай сил и разумения, чтобы сохранить как можно больше солдат. Дай мне сил и умения утихомирить врага. Дай успокоение и Царствие Твое усопшей жене моей Оксане. Дай мне сил умения самому выжить…» На глазах выступили слезы. Опустил голову, чтобы никто не видел этого. Благо поднялся ветер с моря поднял пыль и частички земли с брустверов — есть на что сослаться, типа песчинка в глаз попала. Оглянулся, у большинства солдат, оставшихся на молебен, катились слезы из глаз, оставляя неровные борозды на грязных лицах. Каждый просил о чем-то своем у Бога. Видимо, не совсем еще зачерствели души у морпехов, раз способны еще и о спасении души задуматься, и слезу уронить. Говорят, что тех людей, кто воевал, три года к таинству причастия не допускают. Этот срок необходим для того, чтобы человек отошел душой от всей скверны пролитой крови и увиденных страданий. После службы, подошел к Сергию. Остальные попы исповедовали желающих.
— Спасибо тебе, святой отец. Воодушевил ты моих парней. — сказал ему я, затягиваясь «кэпэдэхой».
— Ты Бога благодари, за то, что дал тебе возможность перед боем молебен отслужить.
— Да не в молебне дело, Сергий. А в том, что матросы мои еще не совсем зверьем стали. Вот что важно!
— На все воля Божья. А сам-то ты чего не идешь исповедываться?
— Да не верю я во все это. На мой взгляд, Бог должен быть в душе и сердце человека.
— Правильно говоришь, лейтенант. Но храм есть Дом Божий.
— Слушай, Сергий, давай ты не будешь меня грузить библейской мутотенью. Скажу тебе так: Мне для общения с Богом посредники не нужны!
— Эх, гордыня в тебе сильна. Ну да ничего, тебе все искупится — святое дело делаешь. Родимую землю от врага боронишь. Даже если ты не ходишь в церковь, Бог все видит в твоей душе. Вижу по тебе, что пришлось хлебнуть. Однако, знай, что создатель не пошлет тебе больше того, что ты можешь утащить. А уж если заберет к себе, на то Его воля.
