За размышлениями он не заметил, как уснул.
Проснулся в темноте от шорохов. Кто-то тронул его за руку, прошептав:
– Идём.
Раз зовут, значит, надо идти, вдруг госпоже приспичило ночью в гости отправиться?
Илья вышел в коридор, тускло освещённый масляными светильниками на треногах. Рядом стоял Аякс.
– Тихо! – Он приложил палец к губам.
К чему такая таинственность?
Илья шёл за Аяксом по причудливо извилистому коридору. Его дело маленькое: платят за работу, кормят, стало быть, он должен исполнять, что скажут.
Ох, плохо Илья знал римлян!
Аякс прошёл в комнату и прикрыл за собой дверь. В комнате почти полная темнота, удушливо пахнет маслами для умащивания тела. Илья ещё удивился: как он заметил, дверей в рустине, или, иначе говоря, доме для прислуги – почти не было.
Аякс вдруг обнял Илью, привстал на носки и впился своими губами в его уста. Чёрт, свободные римские нравы!
Илья оторвал от себя руки Аякса, оттолкнул его – едва не стошнило от отвращения. Голубые и прочие извращенцы достали уже дома – с экрана телевизора и обложек гламурных журналов.
– Подари мне сладкую ночь, варвар! – голос Аякса стал слащавым.
– Ты ошибся, Аякс, я не занимаюсь подобным.
Илье стало противно. И это называется «просвещённая Римская империя?» Он повернулся, открыл дверь.
– Ты пожалеешь! – прошипел вслед Аякс.
Тьфу! Первый день Илья на вилле и уже нажил двух врагов – ливийца и Аякса. А ведь раньше искренне полагал, что он – человек неконфликтный. Только сон перебил, сволочь!
Илья с трудом нашёл свою комнату: дом был ему незнаком, а в полумраке все комнаты кажутся одинаковыми. Было даже – забрёл в чужую, но сообразил: все топчаны заняты, значит – комната не его. Не хватало только вломиться к женщинам, те подняли бы крик, не разобравшись, и утром Илья был бы уже в лучшем случае безработным. Нет, всё-таки на Руси было благопристойнее, там хотя бы голубые не приставали…
Утром омовение у бронзового умывальника, завтрак. За завтраком собралась почти вся прислуга, и Илья их разглядел. Полно европейских лиц, но треть – африканцы и арабы.
Его как новичка тоже беззастенчиво разглядывали. Илью это не коробило, наоборот – хорошо. Встретишь в доме или атриуме – крытом дворе – признают за своего.
Завтрак состоял из фруктов – яблок и груш, а также орешков с мёдом. И непременная кружка вина.
Потом Аякс, напустив на себя безразличный вид, как будто ночью ничего не произошло, выдал Илье тунику красного цвета. Это была своего рода униформа для носильщиков у богатых господ.
В паланкинах передвигались в основном женщины, да ещё больные мужчины. И чем богаче выглядели паланкины, тем больше было носильщиков. Не очень богатые имели двух, в повседневной жизни богатых несли четверо. А для парадных «выносов» могли использовать восьмерых – по двое на каждой ручке. Для дальних путешествий брали две-три смены носильщиков, меняя их в пути.
Паланкин назывался у римлян лектикой и обычно делался из ценных пород дерева вроде палисандра или эбенового дерева. Его украшали резьбой и позолотой, оба борта имели кисею из лёгких тканей, а крыша была деревянной для защиты от солнца или дождя.
За весь день госпожа никуда из виллы не отлучалась. Таким образом, день получился почти свободный, и Илья, воспользовавшись этим, обследовал виллу.
Сам дворец имел форму четырёхугольника с двором внутри, называемом атриумом. Над ним была крыша с отверстием в центре, через которое в бассейн под ним стекала дождевая вода.
В господский дом Илья не заходил, опасаясь наткнуться на госпожу. По должности своей делать ему там было нечего, и запросто можно было нарваться на неприятный разговор.
Дворец был громаден, судя по наружным размерам – около тысячи квадратных метров. Прямо жилище олигарха!
Илья обследовал и хозяйственные постройки, от пекарни до конюшни – знания никогда не бывают лишними. Очень понравился сад, тем более что в нём трудились рабы-садовники. Самый старый из них, видя интерес Ильи к своей работе, провёл его по дорожкам, показывая растения.
– Это аканф. Напротив него – тамариск, а чуть дальше – мирт; видишь, какие у него листья? За ним беседка из плюща, а дальше папирус шелестит.
Раб был словоохотлив и сведущ в своём деле.
Илья в первый раз видел такие деревья и кустарники – ну не растут они на Руси! Климат тут, на Сицилии, благодатный. Тепло, от моря влага, зимы фактически нет.
Раб оказался ещё и любопытен:
– Я видел тебя утром. Ты новичок?
– Да, носильщиком у госпожи.
– Из какой страны? Признаюсь, в первый раз вижу человека со светлыми волосами.
– Из Руси.
Садовник закатил глаза, пытаясь вспомнить, но потом развёл руками:
– Наверное, это очень далеко…
– Да, в той стороне. – Илья показал рукой на север.
Садовник хорошо говорил по-гречески, но Илье нужен был приятель, который смог бы научить его разговорной латыни – ему хотелось уметь понимать и общаться с италийцами.
И такой приятель нашёлся – на следующий день к вечеру.
После ужина, когда Илья раздумывал, прогуляться ему по саду или лечь спать, мимо него проходил один из слуг. Остановившись, он спросил Илью:
– Разве ты не хочешь обмыться?
– С удовольствием! Но где?
– Как «где»? В термах. Госпожа уже ушла, не пропадать же горячей воде?
На территории виллы была небольшая баня, называемая «терма». Небольшая – это по сравнению с размерами самого дворца. А по мнению Ильи – не меньше городской в его время. Внутри – мрамор, статуи, несколько больших помещений. Два бассейна – один с тёплой, другой с холодной водой, массажная и ещё несколько, назначение которых он не сразу понял.
Прислуга терм предложила полотенца. Незнакомец, пригласивший его, назвался:
– Меня зовут Фидием.
– А я Илья.
– Я тебя видел несколько раз, ты живёшь в комнате носильщиков. Ты гот?
– Нет, я рус.
– У тебя светлая кожа.
– А ты откуда?
– Из Рима. Нет, я знаю, что ты хочешь спросить. Я раб, попал в рабство за долги. Если отдам предиктору деньги, снова стану свободным.
– Так ты италиец?
– Ты по греческому языку судишь? Я хорошо говорю на обоих, читаю и пишу. Ладно, хватит болтать, вода остынет. Идём мыться.
В термах были только мужчины. Все ходили обнажённые.
Сначала они прошли в непонятную комнату, где стояли амфоры с оливковым маслом и была стопка деревянных лопаточек.
Фидий набрал ладонью из амфоры масло, натёр всё тело, а потом деревянной лопаточкой стал соскабливать с тела масло вместе с грязью.
