— Вот на этом, спасибо. Ну, я, пожалуй, пойду.
— Оставайся, посидим, отметим…
— Спасибо, Александр Васильевич, но сегодня у меня дел много.
— Тогда как знаешь, — согласился Киселев, душевно пожимая мне руку. — Как сможешь, заходи, я тебе всегда рад.
Мы распрощались, и я вышел на улицу. На самом деле, спешить мне было некуда, но и пить с утра водку не хотелось.
День уже был в разгаре. По стародавнему обычаю, предки вершили основные дела с утра, а после обеда отдыхали. Оглядевшись, я решил зайти на квартиру к доктору Винеру. Из-за ревности этого немца к моим медицинским успехам у меня и начались главные неприятности.
Я давно собирался разыскать этого гаденыша, но мне сказали, что после моего возвращения из крепости доктор исчез. Это следовал проверить. Мне очень хотелось один на один поговорить с иноземным шарлатаном. Выяснить, где квартирует немец, удалось с первой же попытки, в этом городе все знали друг друга.
Я подошел к высокому рубленому дому, стоящему за высоким забором, и постучал кольцом в ворота. Открыла мне перепачканная сажей чумазая девчонка. Мой приход ввел ее в ступор, она вытаращила округлившиеся глаза, взвизгнула и убежала. Похоже было на то, что я делаюсь в городе одиозной личностью.
Не дождавшись приглашения, я вновь громко постучал в ворота. Через минуту ко мне вышла женщина с приятным полным лицом и заспанными глазами. Она, близоруко щурясь, разглядывала незваного гостя, потом видимо поняла, кто перед ней, смутилась и поклонилась.
— Вы хозяйка? — ласково, чтобы окончательно не запугать, спросили.
— Вдова-с, по сапожному делу, — невнятно отрекомендовалась она, — чего изволите?
— Мне нужен доктор Винер.
— Нету-с, — ответила хозяйка, — с полнолунья как пропал.
— Войти можно? — спросил я, без приглашения протискиваясь во двор.
— Как забалагожелаете, — ответила она, отступая перед моим напором. — Только их нету-с. Как с полнолуния пропали, так и нету-с. Я уж себе все глаза выплакала, пропал наш голубчик! — сообщила она и потерла для порядка глаза.
— Можно посмотреть комнаты, в которых он жил? — спросил я.
Женщина растерялась, не зная как поступить.
— Как можно-с, как бы чего не вышло…
— Я сейчас от уездного начальника, — веско сказал я. — Мне только нужно их осмотреть.
— Поглядеть, конечно, можно, за погляд денег не берут…
— Почему ж не берут? Я и заплатить могу.
Я вынул из кармана казакина серебряный рубль и подал хозяйке. Вид денег тут же разогнал ее сонливость, женщина разом приободрилась, как будто распушила хвост. В глазах мелькнули блеск и кокетство.
— Пожалуйте, гости дорогие, хорошему человеку мы всегда рады!
После взятки знакомство пошло быстрее. Вдова по сапожному делу отвела меня в комнату, в которой жил Винер.
Там ничего интересного не оказалось, обычная спальня аккуратного немца. Личных вещей в ней практически не было. Я собрался поблагодарить хозяйку и отправиться восвояси, как она предложила пойти в комнату, в которой Артур Иванович, как она называла доктора, делал ерфарунк.
— Что он делал? — не понял я странное слово.
— Ерфарунк, — повторила хозяйка. — Это, значит, Артур Иванович там всякие ерфарунки варил.
— Die Erfahrung? — уточнил я. — Опыты?
— Это нам по вдовству неведомо, только оченно там воняет.
— Показывайте.
— Почто хорошему человеку не показать, как Артур Иванович за постой задолжал…
Я без звука выудил из кармана еще рубль, что привело добрую женщину в полный восторг.
— Они в мастерской Иван Ивановича, мужа-покойника, святой жизни был человек, таких уж и не встретишь, чистое золото, а не человек, — сообщила вдова истово крестясь, — свои ерфарунки варили.
Мы вышли из дома и отправились в мастерскую. Ничего особенного увидеть там я не надеялся, скорее всего, некое подобие аптеки. Однако раз уж пришел, захотел поглядеть, какие опыты мог ставить такой неуч и халтурщик, как Винер.
Помещение мастерской внешне походило на обыкновенный сарай, только с окнами. Вдова отставила кол, которым были приперты двери, и пропустила меня вперед.
— Я, ваше благородие, снаружи подожду. У меня от тамошнего запаха в грудях смущение.
Я прошел через полутемные сени в основное помещение. В нос ударила тошнотворная вонь гнилого мяса, тухлых яиц и еще какой-то непонятной дряни. Задержав дыхание, я огляделся.
Это было круто! Настоящая средневековая лаборатория алхимика! Посередине комнаты стоял большой стол с колбами, ретортами, ступками. Вдоль стен тянулись стеллажи с разнокалиберными банками и флаконами.
Я подошел ближе. Какой только пакости не насобирал Винер: сушеных лягушек, тараканов, костей, черепашьих панцирей, неподдающихся идентификации останков животных. На почетном месте лежала толстая книга, а рядом с ней неизменный в таких случаях человеческий череп с желтыми зубами.
На осмотр всей этой мерзости ушло меньше минуты. Когда же я почувствовал, что задыхаюсь, по наитию схватил какую-то книгу и выскочил на свежий воздух.
— Посмотрел, батюшка, где, прости господи, Артур Иванович ефрунки варил? — поинтересовалась вдова.
— Посмотрел, там действительно дышать нечем.
— Вот и я о том. Артур Иванович человек почтенный, тихий, аккуратный, только почто такую вонь разводит?
— Я возьму его книгу, — сказал я хозяйке.
— Как же можно батюшка! Она, поди, денег стоит. Набавь хоть гривенничек.
Книга мне была без особой надобности, взял я ее из праздного любопытства — полистать и вернуть. Но жадность горькой вдовы так умилила, что я без звука выдал ей гривенник и распрощался.
Дома Аля уже не находила себе места. Из-за большого расстояния между нами она не могла понять, что я делаю, но что общаюсь с женщиной, уловила. Впрочем, тут же успокоилась.
— Это книга? — спросила она, увидев у меня винеровский фолиант.
— Книга, — подтвердил я.
— Библия?
— Вряд ли.
— Ты что, сам не знаешь? — поразилась она.
— Еще не смотрел, да и вряд ли смогу ее читать, она написана по-немецки, да еще готическим шрифтом.
— Каким шри… — не поняла она.
— Красивыми буквами, — объяснил я. — Так писали в старинных книгах, особенно в Германии.
— А эта книга старинная?
— Сейчас посмотрим, — ответил я, раскрывая фолиант. — Вот черт, здесь латинские цифры.
— Какие цифры? — не поняла Аля.
— В старину в Европе цифры писали латинским буквами, — пояснил я, понимая, что для девушки это чистая тарабарщина. — Позже, с пятнадцатого века начали писать арабскими.
