И снова серое небо, и лужи, и мокрая, беспомощно валяющаяся на аллеях листва. И покосившаяся ограда, кусты. Могила с табличкой «Кристиан Слайм».
Позади послышались шаги. Матиас обернулся и увидел перед собой Ральфа. Толстяка Ральфа, одноклассника, которого…
Не говоря ни слова, Ральф подошел ближе и, почти не замахиваясь, ударил Матиаса в скулу. Тот упал прямо на могилу… И в голове вдруг вспыхнула Тьма! Осязаемо-слепящая, вязкая, холодная и чужая. Когда-то Матиас уже испытывал подобное… Когда-то? Да все последнее время… Ральф подошел ближе, замахнулся ногой. И снова вспышка… И вкрадчивый голос: «Убей!» Тело вдруг сделалось будто бы не свое — левой рукой Матиас нащупал за спиной лежащий в куче опавших листьев узкий металлический прут, схватил… Словно хищник, выбрал момент и, подпрыгнув, молниеносно вонзил прут прямо в сердце Ральфа… Потом, ужаснувшись содеянным, согнулся над могилой, размазывая по лицу липкие слезы страха.
— Не бойся, — утешил его тот же голос. — Там, в кустах, лопата. Закопай. Здесь его никто никогда не найдет. И не печалься — это всего лишь кукла. Всего лишь кукла. А ведь у тебя есть еще и другие куклы. Все люди — куклы… Все… Лишь ты особенный, Матиас! Ты был избран.
— Я?!
— Ты… Ты уже помог мне, как и я тебе. Теперь поможешь еще.
— Снова кого-то убить? — Матиас содрогнулся. В голове послышался смех:
— На этот раз — нет. Ты ведь бываешь в библиотеке?
— Да…
— Всего лишь отыщешь для меня кое-что…
Утром, как ни странно, настроение Матиаса можно было назвать приподнятым. В конце концов, кто такой этот зарытый в дальнем углу кладбища Ральф? Всего лишь кукла. Прав был неведомый друг. Вытащив из ящика стола куклу с круглой физиономией Ральфа, Матиас чиркнул зажигалкой.
— Прощай, мой товарищ! Прощай… Тщательно собрав пепел, Матис спустил его в унитаз и, вымыв руки, отправился в библиотеку. Ради просьбы друга сегодня можно было и пренебречь уроками. Потом скажет, что заболел, директор вряд ли потребует справку…
— История Византии? — Библиотекарша, пожилая тетка в очках, уважительно взглянула на Матиаса. Этот длинный худосочный юноша ей очень нравился — такой серьезный, начитанный, не то что нынешняя молодежь. — Конечно, подыщем, подождите чуть-чуть… Нет-нет, что вы, в Интернете все так несистематизировано… Вы не беспокойтесь, я помогу. Какой период вас интересует?
— Вторая половина девятого века.
— Исавры? Иконоборцы?
— Нет… Похоже, что сразу носле них.
— Значит, самое начало македонской династии. Василий Македонянин и прочие…
Библиотекарша ушла, и Матиас скромно уселся на кожаный диван, разглядывая висевшие на стенах гравюры. Кажется, копии Босха… Или нет? Впрочем, черт с ними.
— Пожалуйста, молодой человек. — Библиотекарша привезла на тележке стопку книг. Матиас пробежал глазами авторов: Вессель, Уайт, Хауссиг, Гиллоу — солидная подборка.
— Спасибо. —Поблагодарив, Матиас погрузился в чтение.
Вечером, придя домой, он расслабленно уселся за столом, разложил куклы: Анне-Лийса, Лиззи, Йорген, Ханс. Усмехнулся, вспомнив все их злоключения, потянулся, икнув. Ну, и что же еще сделать с вами?
— Все, что угодно, — послышался в голове голос друга. — В конце концов, все люди — лишь куклы в руках неведомого рока, судьбы.
— Да, — кивнул Матиас. — Всего лишь только куклы…
Глава 2
ГОЛОВА ХРИСОХИРА
872 г. Византия
— Совсем сдал. Смерти боится.
— Это, наверное, потому, что он стольких сам убил в начале войны, — философически заметил цыган. — Пабло убил больше народу, чем бубонная чума.
— Да, и к тому же он разбогател…
Эрнест Хемингуэй. «По ком звонит колокол»
О, Небесный отец, Бог добра, Благой Бог, призрак, прошедший сквозь Деву Марию, чтобы противостоять Злу! Ты, только Ты, единосущий, можешь помочь мне, Твоему верному последователю, хранителю истинной веры. Да, я несу меч, как нес его мой приемный отец Карвеас, но меч мой направлен во имя Твое! Ведь зачем-то в цепи перерождений родился я человеком? Не быком, не червем, не другой безмозглой тварью. Человеком, способным мыслить, принимать решения, действовать… Как действовал покойный Карвеас, как действует ныне он, Хрисохир, вождь восставших апостолов.
И в самом деле — так. Нужно действовать, Македонянин совсем обнаглел и вторгся в пределы апостольской земли, пришлось проучить. Защищаясь, наносили удары — пали Никея, Никомидия, Эфес, — никогда еще грозная империя ромеев не знала столь постыдного поражения!
Хрисохир потеребил поседевшую бороду, пригладил волосы,—.среднего роста, костистый, жилистый, он был далеко не стар и еще много чего мог сделать во славу истинной веры… и во вред империи. Империя… Черная омерзительная тварь, раздувшаяся от крови покоренных народов и словно щупальцами опутавшая Ойкумену. Пусть не всю, но лучшую ее часть. Тем большее наслаждение доставляло рубить эти щупальца. Удар — Никея! Удар — Эфес! Удар — Никомидия! Удары следовали один за другим, Империя огрызалась, как могла, но все же полководцам Македонянина не везло. Может быть, плохо молились своим раскрашенным доскам-иконам? Бог даровал победы. Воины Хрисохира не знали пощады. Дым пожарищ, стоны умирающих и стенания пленных. Ведает ли кто, какой именно Бог даровал победу? Христос, призрак, Благой Бог, или создатель всего сущего Сатана, Бог Зла, ангел и сын Благого Бога. Впрочем, какая разница, кто из богов снизошел до Хрисохира, недостойного ученика апостола Павла? В конце концов, кто разберет, где заканчивается Добро и начинается Зло? И бывает ли Зло без Добра, а Добро без Зла? Кажется, нет. Ведь не бывает же дня без ночи. Значит, и Сатана, как Бог Зла, всего лишь отражение Благого Бога, как сотворенный Им мир есть не более чем отражение мира небесного. Тогда и в самом деле все равно, от кого принимать помощь…
— Конечно же, все равно, Хрисохир…
Хрисохир вздрогнул, обернулся. Нет, кроме него самого в шатре больше никого не было.
— Не смотри вокруг, не увидишь.
— Кто ты?! — Хрисохир вскочил на ноги, закинув голову, взглянул вверх, откуда, судя по всему, и лился голос. Спокойный, уверенный, звучный.
— Кто я? — В голове раздался смех. — Да какая тебе разница? Ведь не бывает Добра без Зла.
— Демиург! — Хрисохир бухнулся на колени. — Создатель. Черный Бог… Но твоему царствию придет конец с победой Христа.
— Да, придет, — согласился голос. — Но не так скоро.
— И ты не будешь сопротивляться?
— К чему сопротивляться данности? Ведь все предопределено. Верь мне, и я снизойду в тебя.
