Поэтому предполагаемые А. А. Богверадзе и К. Г. Григолиа объяснения и толкования упоминания в КЦ «Летописи Картли» малоубедительны. Словом, нет оснований сомневаться в том, что упоминаемая в «Жизнеописании Давида Строителя» «старая летопись Картли» (дзуели матиане Картлиса) представляет собой, как это предполагал И. А. Джавахишвили, вполне конкретное произведение. При установлении несохранившегося названия «Летописи Картли» мы оказываемся перед необходимостью исходить в своих суждениях из содержания самого памятника и возможного упоминания его в другом источнике. Такой прием в аналогичных случаях применялся неоднократно и вполне себя оправдал.
Однако в последнее время возник вопрос о том, как подавать русскому читателю оригинальное название «Матиане Картлиса». М. Д. Лордкипанидзе предлагает сохранять форму подлинника в русской транскрипции и при этом ссылается на такие прецеденты, как использование в русском востоковедении арабских и персидских источников в их подлинном наименовании: «Худуд ал-алам», «Джами ат-таварих» (кстати, это заглавие больше известно в переводе: «Сборник летописей»), «Сиасет-намэ» и др.[21] Хотя автор ссылается на такой установившийся в советской медиевистике факт, как использование русскими учеными названия свода грузинских летописей «Картлис цховреба» в его грузинском оригинале, мы не можем согласиться с мнением относительно неправомерности перевода термина «матиане». При этом ссылка на арабско-персидские средневековые произведения не совсем оправдана; использование «Картлис цховреба» в русской исторической науке стоит особняком, является исключением, не влияющим на правило[22]. Здесь же уместно вспомнить, что названия всех остальных грузинских исторических сочинений обычно переводятся на русский язык.
В процессе изучения и издания грузинских литературных памятников на русском языке развилась традиция, отличающаяся от той, которая сложилась в процессе введения упоминаемых персо-арабских сочинений. И если уж возникла необходимость обращаться к параллелям, то следовало бы, прежде всего иметь в виду русские переводы армянских историко-литературных памятников и грузинские переводы иноземных древних и средневековых сочинений. Именно этой, более близкой нам традиции необходимо следовать, когда мы грузинское слово матиане переводим столь же емким, колоритным и близким по значению русским словом «летопись».
*
Еще более сложен вопрос об имени автора «Летописи Картли», следы которого столь тщательно стерты, что установить его вряд ли когда-либо удастся. Можно говорить лишь в общих чертах о его личности, основываясь на имеющиеся в произведении более или менее определенные намеки.
По предположению И. А. Джавахишвили, автор «Летописи Картли» мог быть только, картлийцем. Это предположение основано прежде всего на том, что, повествуя о Картли, летописец пользуется притяжательным местоимением. В частности, в тех случаях, когда речь идет о нашествии неприятелей на Картли, автор указывает, что они «ступили сюда» (в значении «к нам»). Кроме того, когда, он пишет о Картли, его повествование пестрит различными, порой мелкими деталями, топонимическими и другими подробностями; за пределами же Картли описания носят уже значительно более общий характер[23]. Однако текст «Летописи Картли» свидетельствует, что такое суждение ученого не может быть принято без оговорки, хотя против картлийского происхождения автора летописи нет оснований возражать – такое предположение представляется вполне естественным. Прежде всего отметим, что сведения «Летописи Картли» о различных областях и племенах за пределами Картли нередко также носят обстоятельный характер и, что самое главное, вполне согласуются с исторической реальностью и свидетельствами иных источников. Что же касается действительно более подробного описания событий в Картли, то оно объясняется не только лучшей осведомленностью автора летописи с этой областью Грузии и ее историей, но и особым значением Картли в исторических событиях IX – XI вв. Даже тот факт, что автор летописи, наиболее полно выразивший идею общегрузинского этно-политического единства, был выходцем именно из этой части Грузии, может быть немаловажным тому доказательством.
Установлено также, что автор летописи был современником царя объединенной Грузии Баграта IV (1027 – 1072), к которому он, несмотря на характерную для него сдержанность, проявил определенные симпатии. Его жизнь прервалась, видимо, в период правления Георгия II[24].
Летопись Картли» знаменует собой новый этап в истории древнегрузинской исторической литературы. Если непосредственные предшественники ее создателя (авторы «Жизни картлийских царей», «Жизнеописания Вахтанга Горгасала») повествовали об исторических событиях в полубеллетристической манере и относить их труды к чисто историческому жанру можно условно[25], то «Летопись Картли» – это уже произведение подлинно исторического жанра, лишенное каких-либо отвлекающих от основной темы беллетристических отступлений. Это, разумеется, не дает повода умалять литературные достоинства «Летописи Картли». Наоборот, ее автор предстает перед нами как талантливый писатель, а его произведение занимает значительное место в истории древнегрузинской литературы.
До сих пор остается малоразработанным вопрос об источниках «Летописи Картли». Высказаны предварительные, пока еще недостаточно аргументированные предположения об использовании автором летописи ряда как древнегрузинских, так и иноземных литературных памятников, в частности византийских. Существует мнение об использовании в «Летописи Картли» отдельных литературных памятников агиографического жанра, а также не дошедшего до нас исторического повествования об Абхазском царстве (по определению М. Д. Лордкипанидзе – «о деятельности Баграта III»)[26]. Особенно выделен исследователями вопрос о месте в «Летописи Картли» сочинения Сумбата Давитис-дзе «История и повествование о Багратионах» (предположительно было завершено в 30-х гг., XI в.[27]). Мнение К. Г. Григолиа о том, что «Летопись Картли» была использована Сумбатом Давитис-дзе для своего сочинения[28], не может быть принято по хронологическим причинам. Против предположения о том, что автор «Летописи Картли» пользовался трудом Сумбата Давитис-дзе выступил в свое время И. А. Джавахишвили, который считал, что наш летописец вообще мог не знать «Истории и повествования о Багратионах»[29].
Более приемлемым может оказаться мнение, согласно которому автор «Летописи Картли» пользовался трудом Сумбата Давитис-дзе. У начала этого мнения, пользующегося признанием ряда современных исследователей, находится Е. С. Такаишвили. В частности, он указал на совпадение в КЦ «Списка царицы Марии» «в рассказах о войнах греческих императоров Василия и Константина с грузинскими царями Георгием I и Багратом IV»[30] из сочинения Сумбата Давитис-дзе с соответствующим местом из текста впоследствии выделенной «Летописи Картли». Но имеем ли мы здесь факт использования автором «Летописи Картли» непосредственно труда Сумбата или объяснение этому совпадению следовало бы искать в недошедшем до нас протографе? Даже априорно можно утверждать, что бурные события, связанные с войнами Василия Болгаробойцы против грузин, не могли не отразиться в трудах историков и писателей того времени, сочинения которых в подавляющем большинстве бесследно исчезли вместе с именами их авторов. Следует также учитывать, что автор «Летописи Картли» всегда охотно ссылается на отдельные произведения, попадавшие в поле его зрения. Это, можно сказать, один из его авторских методов. В таком случае он вряд ли не упомянул бы столь важный источник по истории и генеалогии Багратионов, одного из главных сюжетов создаваемого им произведения.
Кроме того, один лишь факт упоминания того или иного литературного памятника в летописи, без наличия конкретных его следов, еще не может быть основанием для утверждения его использования в качестве источника. Использование того или иного письменного памятника в качестве источника предполагает более широкий аспект внедрения его во вновь создаваемое произведение, а не беглая на него ссылка. Наоборот, последняя даже может быть вызвана стремлением автора не повторять рассказы о хорошо известных событиях или отдельных фактах (неоднократно зафиксированная в древнегрузинских исторических сочинениях авторская манера!). Поэтому просто упомянутое сочинение, естественно, не может считаться источником, ибо в таком качестве в летописи оно не использовано. Именно это можно было бы сказать по поводу мнения, согласно которому автор «Летописи Картли» якобы пользовался древнегрузинским агиографическим сочинением Стефана Мтбевари, «Мученичество святого мученика Гоброна» (нач. X в.). Это сочинение автором нашей летописи не было использовано, на него читателю было лишь указано.
