И тут Виктор вспомнил, что совсем неподалеку, в паре кварталов — БИТМ, институт, где он учился и который оставил в его жизни самые приятные воспоминания. Ему вдруг непреодолимо захотелось повидать знакомые места, посмотреть, как это было "до того", может быть иначе, но все-таки, наверное, что-то сохранились в Старом Корпусе, может, окно, на котором они в тот самый вечер сидели с Тамарой во время консультации во вторую смену; как давно это было, как же давно… Да и вообще, надо просто туда сходить, думал Виктор, неважно, что там меня никто не знает, зато я знаю, я помню тех, кто должен быть — Камаев, Виткевич — да, тот самый, который был осужден вместе с Солженицыным, Ольшевский… то, что я их видел, учился у них, сдавал, может быть, как-то поможет. Обязательно надо попробовать с ними поговорить.
Он хотел тут же рвануть через подъезд к арке и проезжую часть Куйбышева на другую сторону, но заметил, что публика аккуратно доходит до перекрестков. "Хм, наверное тут милиция штрафует за переход в неположенном, как когда-то в Ленинграде. И за окурки тоже." Действительно, валявшихся на заснеженном тротуаре окурков и мусора он не увидел, по всей улице аккуратно стояли урны и садовые скамеечки. Правда, снег со скамеечек был сметен не везде, но должен же быть в прошлом какой-то недостаток?
Вот знакомый угол, где был магазин "Ткани". Не всегда — когда-то в далеком детстве проезжал и видел, кажись, музыкальные инструменты. А сейчас что? "Детский мир". Вот он где, родимый. Ну что ж, самое для него место.
Бывшая XXII Съезда — Виктор не сомневался, что она здесь бывшая — встретила его гулом грузовиков; вот где, значит, их направили-то до Литейной. А окружной-то нет и все через город идет, значит, здесь. Аккуратные ряды высаженных деревьев возле тех же стройных панельных пятиэтажек с эркерами, деревянные оградки палисадников. Сразу строят и озеленяют, значит, не то, что эти наши уроды, что сводят в городе парки и рощи и на их место ставят убоищные коробки супермаркетов… Ага, вот и табличка: улица Джугашвили. Ну что ж, все логично: улица XXII Съезда была до переименования улицей Сталина. Еще в 1990 году местные демократы на этом прокололись: приняли как-то на "экологическом митинге" резолюцию вернуть этой улице старое название, а как узнали, как она раньше называлась, вопрос тут же и отпал.
Значит, после объединения Брянска и Бежицы главный проспект в Брянске не Ленина, а Сталина, и здесь не улицу Ленина переименовали в Ульянова, а Сталина — в Джугашвили. Теперь главное во всем этом не запутаться.
А грузовиков, однако, тут хватает. Тяжелые, трехосные, похожие на ЗиС-150 — видать, они и есть, самосвалы они же, легкие ГАЗики, как тот, что он с утра видел, полуторки и трехтонки, реже — старые ГАЗ и ЗиС, угловатые, вызывающие ностальгию, они казались вытащенными из какого-то музея. А вот ярославский, тяжелый, панелевоз… Виктор улучил момент и проскочил на другую сторону дороги.
БИТМ предстал перед Виктором в несколько неожиданном виде: к Старому Корпусу вдоль улицы… как его… Джугашвили к "красной казарме" бывшего здания гимназии было пристроено до конца квартала длинное двухэтажное здание, похожее на цех, с высоким первым этажом и заканчивавшимися полукругом большими окнами. По всей видимости, это был лабораторный корпус для нескольких кафедр. За углом, где когда-то был плац военной кафедры, а потом появился самый новейший корпус, учебно-административный, высился кран — и в этой реальности на этом месте что-то строили, но лет на сорок раньше. Со стороны Институтской — в этой реальности она так и осталась Ворошилова — корпус был тоже продлен до угла пристройкой. Таким образом, Старый корпус должен был полностью охватить квартал. С другой стороны Ворошилова-Институтской появился пятиэтажный дом преподавателей и такой же высоты общежитие.
Виктор поднялся по знакомой лестнице входа на Институтской, то-есть теперь уже, или вернее, еще Ворошилова, вошел в знакомые двери… Внутри тоже почти ничего не изменилось, вот только вахтерша внутри шестигранного барьера была явно вохровского вида, в синей форменной беретке и на боку ее торчала кобура нагана.
"О как! Да институт прямо как военный объект охраняют".
— Пропуск покажите, гражданин! — потребовала вахтерша прямо с порога. Видимо, на непривычных людей у нее был глаз наметан.
— Да я на кафедру локомотивостроения. К заведующему, профессору Камаеву.
— Не знаем такого!
— Ну как же… Камаев же на кафедре работает?
— Нет такого на кафедре, и вообще с такой фамилией в институте нет. Хотите пройти, предъявите пропуск.
— Так, а Ульяницкий, Никольский, Кириллов? — Виктор перебирал по памяти легендарных отцов-основателей… "А вдруг их всех посадили? Как врагов народа или типа того? Вот влип…"
— Нет, никогда тут они не работали.
— А к кому тогда я могу обратиться на кафедре локомотивостроения? — Виктор интуитивно понял, что тут надо проявить нахальство.
"Эврика! Я — изобретатель-самоучка, хочу посоветоваться с преподавателями насчет изобретения. А что же я изобрел такого, что можно придумать в 1958 году? А много чего, например, тяговый привод, как на Коломзаводе или… или вообще у Бомбардье. Утрем нос загранице. Да, а пока добирался — паспорт посеял. Буду рассеянный изобретатель."
— Так вы, наверное, старшим лаборантом на кафедру устраиваться?
— Да. А что, разве уже взяли?
— Подождите. Сейчас позвоню. — Вахтерша подняла трубку на рогатом телефоне и попросила внутренний коммутатор соединить. — Иван Николаевич! Это с вахты звонят. Тут человек до вас пришел, говорит, в лаборанты наниматься. Пусть идет? А пропуск? Паспорт или регистрация есть с собой? — обратилась она уже к Виктору.
— Да я оставил, думал, сначала собеседование и все такое…
— Не брал он с собой паспорта. Да. Да. — она повесила трубку. — Сейчас сопровождающий придет, подождите.
"Регистрация, регистрация… Новое что-то. В дополнение к паспорту, что ли надо?"
Вскоре пришел длинный молодой человек в куртке и с прической Тарзана — видимо это было и здесь модно — показал вахтерше свое удостоверение, сказал Виктору, что его зовут Арсений, и повел по длинному знакомому коридору со струнами открытой электропроводки на стенах.
— Простите, Арсений, а вы, случайно, ничего не слышали про Камаева, Анатолия Алексеевича?
— Слышал, он в Ленинграде кафедрой заведует. Физическим моделированием динамики вагонов занимается. Мы вон тоже начали такую установку строить. Очень перспективное направление.
После нескольких вопросов Виктор понял, в чем дело. Войны и эвакуации вуза не было, кафедру локомотивов открыли не в 1945-м, а в другом году, вот и получилось так, что набирали и присылали сюда других людей. А талант — он и в Ленинграде пробьется или в каком другом городе.
Кафедра располагалась в торце корпуса, где в бытность Виктора находилась библиотека.
— Профессор Волжанов с совещания только в субботу приезжает. С доцентом Тарасовым, Иваном Николаевичем, говорите. — подсказал Арсений. — Это он в отсутствие завкафедры по лаборантам решает.
"Волжанов, Тарасов… С такими не доводилось… Какие они хоть из себя?"
Виктор с ностальгическим удовольствием увидел на стенах плакаты с изображениями паровозов, тепловозов и электровозов, локомотивных тележек, дизелей, электродвигателей, рам и прочих знакомых вещей. Вдоль стены стоял большой макет паровоза с тендером. Таких они уже не застали… ну ладно, что-нибудь сообразим по месту.
Доцент Тарасов оказался очень подвижным и энергичным человеком лет тридцати, с худощавым лицом и кудрявыми волосами.
— Так, это вы? — спросил он у Виктора. — Сразу показывайте диплом техникума. Предупреждаю сразу — тут без среднего специального делать нечего.
Виктор бы с удовольствие показал диплом вуза. Этого самого. С отличием. Но, во первых, диплом остался в другом мире, а во-вторых, диплом из будущего еще неизвестно какую реакцию бы вызвал.
— Тут вот какое дело… понимаете, я в основном самоучкой.
Тарасов устало провел ладонью по лицу.
— Я понимаю, конечно… и желание, и обстоятельства, и зарплата тут будет заманчивая, но вы, пожалуйста, поймите, что здесь просто гайки крутить мало. Здесь не те задачи. Здесь нужен человек с инженерным мышлением, знаниями, эрудицией, чтобы не пришлось так, что пока объясняешь, проще самому сделать. Вот, например, скажите, что это? — и он указал на ближайший плакат.
— Антипараллелограммная шарнирно-поводковая муфта тягового привода, применяется в индивидуальных и групповых приводах локомотивов французского производства. — посыпал Виктор терминами; зря, что ли он здесь учился? — Широкое применение началось после использования в шарнирах резино-металлических блоков. Для придания блокам долговечности резину надо запрессовывать в блоки с натягом от тридцати до пятидесяти процентов…
