Первого, то есть первую, кого мы увидели у трапа нашего родного самолета Ил-62М, была да, именно она, стюардесса по имени Жанна. Мы друг друга сразу узнали и Жанна, заулыбавшись, поздоровалась с нами.
— Как ваши гастроли? — спросила она у нас.
— Замечательно, — ответил я, пропуская Солнышко вперёд, чтобы она поднималась вверх по трапу, — нас полюбила вся Англия и даже королева пела с нами нашу песню.
— Да, мы читали английские газеты. Такой потрясающий успех.
Мы поднялись на борт самолёта и прошли на наши прежние места, на которых летели в Лондон. Прошло шесть дней, а впечатление такое, как будто ничего и не изменилось. Солнышко я посадил опять к иллюминатору.
— Ну что, как ты, моя леди? — спросил я девушку, не называя причины моего беспокойства за неё.
— Пока хорошо, сэр Эндрю, — ответила Солнышко и поцеловала меня, — Какой же ты у меня заботливый. Не волнуйся, когда ты рядом, то я становлюсь смелой. Ты же теперь дважды герой, поэтому я спокойна.
— Я ещё и рыцарь на белом коне, который спас тебя, леди Солнышко. И обрати внимание, что и брошь сделана в виде солнышка, как по заказу для тебя. Так что ты теперь вдвойне леди Солнышко.
Я видел, что любимой было приятно, когда я называю её леди. Мне тоже, по первости, было приятно, но я уже как-то привык и сейчас спокойно всё воспринимаю и не реагирую на это.
— А всё-таки отличный клип у нас получился и не зря я требовал повесить на место за́мковые ворота, — добавил я и немного откинул назад своё кресло. — Они великолепно смотрелись в кадре. Надо было спросить у Тедди, оставили их висеть на месте или опять унесли в хранилище.
Тут появилась основная масса пассажиров, которые, продвигаясь по проходу вдоль салона, узнавали нас и с улыбкой кивали в знак приветствия. Мы тоже им кивали в ответ. Нас узнавали и нам кивали и наши русские, и англичане. Мы стали популярны как в Великобритании, так и в СССР. Концерты, газеты, журналы и телевидение сделали нас известными по всей Европе и, судя по словам Стива, даже в Америке.
Серёга сразу достал из своей сумки две толстые инструкции на синтезатор и магнитофон, и собрался весь полет внимательно их изучать. Я ему ещё добавил инструкцию от микшерского пульта, всё равно он с ним теперь будет работать. В проходе появился Неделин и, сказав нам, что с багажом всё в порядке и квитанции у него, занял своё прежнее место в салоне на несколько рядов впереди нас. Потом нас всех сидящих посчитала Жанна и самолёт стал выруливать на взлетную полосу. Солнышко немного напряглась и сжала руками подлокотники своего кресла. Я положил свою ладонь на её руку и тихо сказал:
— Леди — это самые смелые женщины на свете. Посмотри на рыцарскую брошь и вспомни Виндзорский замок, тебе сразу станет спокойней.
Чтобы окончательно успокоить Солнышко, я её поцеловал, и её неожиданно отпустило. В её глазах ещё было видно легкое чувство тревожности, но страха в них уже не было.
— Молодец, — похвалил её я, — ты стала настоящей леди.
— Настоящей леди я стану тогда, когда ты возьмёшь меня замуж, — ответила Солнышко, уже практически спокойным голосом.
— Через год, как я и обещал, мы с тобой поженимся.
Солнышко счастливо улыбнулась и крепко прижалась ко мне.
— Я так тебя люблю, — сказала она шёпотом, чтобы Серега не слышал.
— И я тебя люблю, так что подождать придётся всего только год.
Когда самолёт оторвался от земли, Солнышко уже спокойно смотрела в иллюминатор на постепенно уменьшающиеся внизу дома, Темзу и ниточки дорог. Я был рад за неё и за себя, потому что мне удалось избавить её от страха полёта. Нам придётся часто летать на самолётах, поэтому видеть, как она каждый раз мучается, было для меня очень тяжело.
Когда погасла табличка о том, что можно отстегнуть ремни, к нам подошла Жанна и попросила у нас автографы, сказав, что это лично для неё, так как прошлые наши автографы у неё выпросила её младшая сестрёнка.
— Держи, это тебе от нас подарок, — сказал я и достал из пакета наш английский диск. — Он только сегодня поступил в продажу, но уже успел стать музыкальной редкостью. На нем есть наши автографы, мы специально заранее приготовили таких несколько штук для подарков друзьям.
Радость Жанны не возможно было передать. Радость и гордость, потому, что я назвал её нашим другом.
— Спасибо огромное, — воскликнула счастливая Жанна, — моя сестренка будет в восторге от того, что у неё и у меня есть ещё одна ваша пластинка.
Сидящая рядом Солнышко уже не ревновала меня к Жанне, так как поняла, что всё это делается мною без всякой задней мысли, от души и от радости приближающегося дома, а может просто стала по женски немного мудрее.
Потом другая стюардесса провезла по проходу тележку с напитками, сувенирами и сладостями. Даже свежие английские газеты там лежали. Я их сегодня не читал, поэтому утром, в гостинице, их просто все взял со стойки и положил в один из чемоданов. Я купил все три, что были, и решил посмотреть, что писали о нас. Солнышко положила голову мне на плечо и тоже пробегала глазами заголовки статей, пока я вчитывался в текст. На пятой странице была напечатана статья о нас, о вчерашнем концерте и о поющей королеве. Там было три большие фотографии и статья получилась на всю страницу. Две фотографии были с нами, а одна с Ёе Величеством, поющей стоя нашу песню. Автор статьи в превосходных эпитетах описал наш концерт. Конечно, ведь королева, априори, не может петь плохую песню плохой группы. Я показал статью Серёге, озвучив свою точку зрения, и мы вместе посмеялись.
Затем стали разносить подносы с едой. В этот раз Жанна привезла нам обед и спросила:
— А вы успели зарегистрировать песню про меня?
— Попытался, — ответил я. — Для этого нужен был дословный перевод на английский, но тогда бы получилась не песня, а полная белиберда. Завтра утром поеду в ВААП и там спокойно её зарегистрирую. А почему ты спросила про песню?
— Мы с подружками её уже вовсю поём, да и наши летчики тоже. Всем она очень нравится, как бы кто не услышал и себе авторство не присвоил.
— Не переживай, я разберусь, если что. Свидетелями моего исполнения был весь самолёт.
— А правда, что вы теперь настоящий рыцарь и вас следует называть сэр Эндрю на английский манер?
— Правда. Вот статья о нас в сегодняшней английской газете. Там, где упоминают обо мне, всегда теперь ставят перед моим именем слово «сэр».
— Вот здорово. А правда, что вас в рыцари произвела сама королева.
— И это правда. Два касания церемониальной шпагой меня, коленопреклонённого, и я рыцарь. Я вам подарю одну открытку, где это хорошо видно.
Я достал из сумки одну из фотографий-открыток, которые мне сделал Стив и поставил свой автограф. Жанна была просто на седьмом небе от счастья.
— Спасибо огромное, — воскликнула Жанна, — я её в край зеркала вставлю, на видное место, чтобы мы с сестрёнкой, когда будем в него смотреться, выдели вашу фотографию.
Потом мы немного вздремнули под монотонный и убаюкивающий гул двигателей самолёта. Солнышко спала у меня на плече, а я этого даже не почувствовал, так как сам провалился в глубокий сон. Устали мы с ней за эти гастроли. Дома надо хоть денька два отдохнуть, да не дадут ведь, чём-нибудь обязательно озадачат по самое «не могу». Чувствую, придётся мне встречаться с Андроповым, он ведь, наверняка, знает, что я везу письмо Брежневу. Поэтому для Андропова придется подготовить ещё одного предателя.
Я напряг память и вспомнил о полковнике ПГУ КГБ СССР, а затем Службы внешней разведки, Олеге Гордиевском. Он стал работать против советской разведки с 1974 года, будучи сначала заместителем резидента, а потом и резидентом СССР в Дании. Имел у англичан оперативный псевдоним «Ovation». Передал английской разведке СИС/МИ-6 сведения о планах террактов и готовящейся политической кампании по обвинению США в нарушении прав человека. В 1980 году был отозван в Москву. Ему поручили подготовить документы по истории операций ПГУ в Англии, скандинавских странах и австралийско-азиатском регионе, что дало ему возможность работать с секретными архивами ПГУ. Во время визита Горбачева в Великобританию в 1984 году он лично поставлял ему разведданные. Еще раньше Горбачёва их получала Маргарет Тэтчер. Именно Горбачёв назначил Гордиевского помощником резидента в Лондоне. В 1985 году его выдал Олдрич Эймс, начальник советского отдела управления внешней контрразведки ЦРУ. Будучи в Москве, под строжайшим наблюдением проверявших его органов, Гордиевский ухитрился сбежать во время утренней пробежки — в трусах и с целлофановым пакетом в руках. Перед этим он приехал из Москвы в Ленинград, потом добрался до района советско-финской границы, где его подобрали британские дипломаты и потом провезли через наши пограничные КПП в багажнике дипломатической машины.