кошмар: вроде бы диспетчер по матюгальнику зовет на вызов, я просыпаюсь, заполняю бланк — и снова ложусь спать. Я эту страшилку в разных вариациях сотни раз уже видел. Традиционно проснулся в том месте, где я пытаюсь выяснить, обслужил ли кто вызов, посмотрел по сторонам. Сходил для профилактики в сортир и лег ждать побудки.
Утром все было без новостей. Хотя нет, на завтрак пшенка была, а обход нынче не с самого утра, а после приема пищи. Я у Анатолия Аркадьевича даже спрашивать ничего не стал. Он меня как увидел, немного скривился, будто у него зуб заболел и сразу прошел, и сказал:
— Студент, на выписку. К одиннадцати чтобы был готов.
А что я — как юный пионер. Пошел искать сестру-хозяйку, требовать личные вещи. Таковые нашлись. Джинсы «Ли», слегка поношенные. Чуть широковаты внизу, но не клеш. И то спасибо. Рубаха в синюю и красную клеточку, производства СССР. Почти чистая, легкий запах какого-то одеколона только. Ну, хоть потом не провоняла. В конце концов, свое же надеваю. Теперь — свое…
С носками товарищ Панов немного подвел. Синтетику придется выбросить, душа моя к ней не лежит. Туфли — советские, черные, чуть тяжеловаты. Блин, и шнурок порвался при обувании. Беда с этим делом. Временно завязал на узелок.
К выходу на волю готов. Расчески вот в карманах у Панова не нашлось, пришлось пальцами шевелюру в порядок приводить. И бритвой чужой я пользоваться не стал. Сейчас про гепатит С никто и не знает ничего, но это же не значит, что его нет. А до появления эффективного лечения без жестокой побочки еще времени немало пройдет, от цирроза сто раз помереть можно. Так что я лучше с легкой щетиной. Пусть пока не модно, но печень целее будет.
Вывели меня в коридор, посадили на лавочку. Жди, мол, не торопись. Доктор у себя за дверью с кем-то ругался по телефону, медсестры сновали в разные стороны. На меня внимания никто не обращал. Провел ревизию карманов, а то у хозяйки сгреб всё в кучу. Единый проездной на сентябрь с белой буквой «Е» на сиреневом фоне. Хорошее дело. И нужное. До всяких «Троек» еще не один правитель помрет, люди ездят с такими. Деньги. Пятерка, две мятых рублевки, одна чуть надорвана, мелочи семьдесят три копейки. И ключ от английского замка. От общаги, наверное.
В ожидании я успел от скуки даже стенгазеты изучить. Про гепатит А и кишечные инфекции. Очень познавательно. Минут через двадцать подошла медсестра, дала справку. Ну вот, деканат может спать спокойно. Студент Панов без уважительных причин занятия не прогуливал. Я уже сворачивал ее, как вдруг с какого-то перепугу решил почитать, что же мне там написали. Нет, ну ни фига себе, вот это свинство! Не ожидал. Я сразу же ломанулся в ординаторскую.
— Что-то не так? — спросил Анатолий Аркадьевич, взглянув на мое возмущенное лицо.
— Всё не так! — я положил справку на стол перед ним. — Я только не пойму, чего плохого я вам сделал? А хотел еще письма с благодарностью написать!
— Ну, и что не нравится? — он даже очки на нос нацепил. — Печать на месте, даты правильно указаны, — и отдал справку мне.
— А диагноз? — ткнул я пальцем в бумажку. — За какие заслуги мне впаяли «Интоксикационный психоз вследствие злоупотребления наркотическими веществами»? У меня было однократное непреднамеренное употребление! Откуда родилось злоупотребление? К тому же тарен — не наркотик! Как я это, — помахал я злосчастной бумажкой, — понесу в деканат? Что там обо мне подумают? И дадут ли учиться после этого?
— Всё, понял, не кипятись, — о, этот тон «поговорим с буйным посетителем» мне знаком, профессиональное исполнение. — Медсестры перепутали, переписали не то. Сейчас сбегают в канцелярию, выпишут правильную справку.
* * *
Вот ведь гады! Перепутали они! Но ничего ведь не случилось? Всё решили быстро, в итоге написали правильно. Да и уверен я, что не со зла, а просто в запарке. Бывает. Это я просто на нервах так реагирую. Потому что больничка — это одно, тут время как бы остановилось, и разница между восьмидесятым годом и, две тыщи двадцатым, к примеру, не очень большая. А вот воля — дело другое. Тут всё другое — от одежды и цен до причесок и разговоров. Они слушают другую музыку, читают другие книги и даже думают не так. Так что лучше молчать пока и присматриваться. А также постараться не так бурно проявлять эмоции. Не высовываться, короче.
Я сошел с крыльца и потихонечку двинулся в сторону выхода с территории больницы. Добрые люди подсказали.
— Здравствуй, Андрей, — окликнул меня девичий голос из-за спины.
Ого, а что это за комитет по встрече? Маленькая, на голову ниже этого организма, с густыми, почти черными, волосами и огромными голубыми глазами. Что для откровенно семитской внешности редкость. Да, красотка, ничего не скажешь. В области груди, правда, чуток до стандарта не дотянула, а так — глазу хочется остановиться и никуда не уходить. Одета в белое платьице-колокольчик, с широким поясом. Я посмотрел на ноги. Они были! Стройные, приятно взглянуть.
Тело дало отклик! А Панов, то есть теперь уже я, ее знает. Очень уж по-щенячьи она на меня смотрит.
— Ты как себя чувствуешь? — девушка заглянула мне в глаза — Ты меня не узнаешь? Я Сима!
Теперь все ясно. Моя «отравительница». Я чуть не рассмеялся. Вот эта девчушка сыпанула мне тарена? Ни в жизни не поверю.
— Мне сказали, что у тебя галлюцинации были, провалы в памяти…
Сказали ей! Про врачебную тайну в 80-м не слышали?
— Ты что здесь делаешь?
— Встретить тебя пришла, — ответила она. — Что непонятного?
— Непонятно, Серафима, как ты узнала, что меня надо встречать?
— Ничего сложного, у маминой знакомой есть знакомый, который начмед в этой больнице. Он спросил у твоего лечащего врача, когда тебя будут выписывать. И вот я здесь, — она поставила ноги в третью позицию и слегка поклонилась. — Слушай, а ты точно всё забыл?
— Не, кое-что помню, — обломал я ее. А то сейчас окажется, что я на ней жениться пообещал и обрезание сделать. Для облегчения выезда и последующей ассимиляции на ее исторической родине. — Что мы с тобой расстались, так в память врезалось, что никак оттуда не уйдёт.
— Всё бы тебе хиханьки, Панов,
