Виктор Побережных - «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го (часть 2) [СИ]

— Александр Николаевич. Хорошо, что застал вас здесь с вашими людьми. Сейчас подойдут люди и посмотрим фильм, "Взятие Кёнигсберга" – шикарнейший бас "колобка" навевающий мысли о Иерихонских трубах, казалось заполнил зал. — Буквально только что привезли. Первыми увидим.

— Как, фильм? Кёнигсберг же только три недели назад взяли? — Мартынов явно обалдел, впрочем, как и все остальные присутствующие, включая и меня.

— По распоряжению товарища Сталина, с первого дня Кёнигсбергской операции велись широкомасштабные съёмки, а в Москве сразу отбирали необходимые материалы и производили монтаж фильма. Конечно же документального, но в цвете! Вы представляете, товарищи? Теперь все важнейшие военные операции будут задокументированы на цветной плёнке американского производства! Товарищ Сталин сказал, что никакие деньги не заменят правдивой истории, а наш народ заслуживает видеть важнейшие события в самом лучшем качестве, которое только возможно!

Пока Бро с Мартыновым что-то весело обсуждали, наша группа расселась на удобные места, рядом с уже появившимися людьми из штаба. За каких-то десять минут, зал клуба почти заполнился, а потом, потом я на сорок минут охренел. Такого я ещё не видел! Голливуд, даже двадцать первого века, отдыхает! Это было… не грандиозно, нет! Страшно, жутко! Но одновременно с этими чувствами рождалась радость и гордость. Вернее – Гордость! За Страну, за нашу Армию, за Народ, который несмотря ни на что, смог её создать и вооружить так, что мы, сидя этом небольшом зале, смотрели на экран, открыв рты! Причём все, от молоденьких девчонок-машинисток из штаба, до Мартынова и замполита! И я сидел с упавшей на пол челюстью. Не помню, сколько в моём мире брали Кёнигсберг, сколько использовалось орудий, но цифры озвученные Левитаном просто поражали! Такой мощи я себе и представить не мог. Не просто тысячи орудий и миномётов, десятки тысяч! Самолёты, корабли Балтийского флота. Из газет и рассказа Мартынова я уже знал о приказе Сталина – "…взять это Прусское логово так, чтобы другие тысячу раз подумали, прежде чем отказались от капитуляции!". И взяли. Меньше чем за три дня! Двадцатого сентября началась операция по взятию города, а вечером двадцать второго завершилась. Правда теперь я своими глазами увидел, что города больше нет. Совсем. Есть холмы из оплавленных, обугленных камней и… всё. Пять суток артогня и бомбёжек не оставили от Кёнигсберга ничего. После увиденного на экране я не представляю, как немцы могут сопротивляться нашим? И количество пленных поразило, больше двадцати тысяч. Как они выжили в этом аду, чтобы сдаться нашим? Убитыми немцы потеряли более сотни тысяч, про наши потери не говорили, но, похоже, они не слишком велики. Хотя как оценить величину человеческих жизней? Да и зная немцев, зная, как они умеют воевать…. Скорее всего нашим досталось изрядно, несмотря на то, что наши генералы предпочитают снести всё до основания, а уж потом, аккуратненько, но настойчиво, пускать танки и пехоту. Причём при малейшем намёке на опорные пункты атака останавливается, пока авиация и артиллерия опять всё не разнесут. Всё же приказ об ответственности командиров за излишние потери сберёг тысячи жизней наших солдат, и сбережёт ещё больше. Да и потери немцев, мне кажется, что занижены. Хоть наши и предложили покинуть город женщинам и детям, но не думаю, что все это сделали. Ну да и хрен с ними! Они заслужили то, что получили. Но всё же, какая жуть там творилась! Когда на экране появилось то, что было когда-то зáмком, я вспомнил кадры последствий ядерного взрыва. Уж очень похоже было: оплавленные камни, стеклянные проплешины из бывшего песка, какие-то чудом сохранившиеся клочки, бывшие когда-то людьми. И через всё это идут наши солдаты. Уставшие, в почерневших от пота и гари гимнастёрках, едва виднеющихся из-под бронежилетов и амуниции. Но со счастливыми улыбками победителей! Как же мне захотелось оказаться там. С этими парнями, испытать это пьянящее чувство победы. Покосившись по сторонам я понял, что у сидевших рядом похожие мысли, особенно у парней из моей группы. Один Кузнецов сидел с какой-то странной, мечтательно-нежной улыбкой, словно получил подарок, о котором мечтал всю свою жизнь.

По окончании фильма в зале начало твориться светопреставление! Все обнимались, целовались, кричали "ура"! Я и сам не удержался, орал как оглашенный! А потом заметил, что Ленок и командир поцелуй-то подзатянули! Наконец, когда все немного успокоились, Мартынов собрал нас в штабе, в своём кабинете.

— Всё, ребятки! Порадовались, повеселились, а теперь переходим к главному… — а меня опять накрыло.

К этому главному мы готовились полтора месяца, за которые я искренне зауважал преподавательский труд. Причём неважно, детей учат или взрослых. Это какие нервы должен иметь человек, чтобы по сто раз спокойно объяснять одно и то же?! Я уже на третий готов был наших "мальчиков и девочек" загрызть! И если бы не Николай и командир, я бы, наверное, свихнулся. Особенно от красавиц наших. Язвы, блин! Но Бог есть! Закончились мои инструкторские мучения!

— Андрей! Ау!

Я вздрогнул и встретился взглядом с Мартыновым. — Ты в порядке? А то…

— Нет, нет, Александр Николаевич! Просто обрадовался.

А-а-а. А то я уж подумал… Итак, товарищи офицеры, слушайте боевой приказ. Завтра, в 14 часов местного времени, группа особого назначения НКГБ СССР в составе, — как только Мартынов достал из папки приказ и начал его зачитывать, все подтянулись и стали серьёзными. Исчезла атмосфера праздника, но появилось чувство готовности к работе. Настоящей. Которую мы так долго ждали, — командир группы – полковник Кузнецов, заместитель – майор Стасов, наблюдатели – лейтенанты Иванеева и Жохова, группа силового обеспечения, старшие лейтенанты Петровских, Мень, Табачников и Каримов, произведёт контролируемый переход в мир "Б". Длительность задания – одни сутки. Переход состоится на окраине Кировского района города Красноярска мира "Б" на территории старого кладбища. Основная задача – осмотреться. Изучить близлежащую территорию на момент удобства использования как одной из постоянных точек перехода….

Смотря, как беленая кирпичная стена исчезает и на её месте возникает большой проём, из которого хлынул поток ледяного воздуха с колючими мелкими снежинками, я не смог скрыть появившуюся дрожь. Ещё немного, и мы окажемся на моей первой Родине. Как там всё будет? Получится ли у нас? Должно. Но…

Несильный толчок в плечо выдернул меня в реальный мир. Кузнецов, с понимающей улыбкой полуобнял меня за плечо.

— Мандраж, Андрей? Ничего! Всё нормально будет! Пора…

Через минуту, мы всей толпой стояли утопая по колено в снегу на тропинке в верхней части старого Злобинского кладбища, прикрытой от людей и дороги окутанными инеем деревьями. Вдруг мне показалось, что назад мы вернуться уже не сможем. Покрывшись холодным потом, я резко обернулся и успел увидеть, как медленно уменьшается в размерах проход в лабораторию и Мартынова, вскинувшего руку в рот-фронтовском приветствии. Почему-то именно это меня успокоило и привело в чувство. Вздохнув полной грудью, я невольно поморщился. Какой же, оказывается, вонючий здесь воздух! С нашим не сравнишь! Поймав себя на этой мысли, я широко улыбнулся, поправил норковую формовку и осмотрел наш отряд. Похоже на то, что воздух этого Красноярска не понравился ребятам. Уж очень характерно сморщились у всех носы, а Табачников даже тихонько пробурчал, что-то о том, что на фронте и то свежее воздух. Но всё перебивало выражение любопытства и азарта, особенно на мордашках девчонок, выглядывающих из капюшонов шубок. Ещё через мгновение, все окончательно пришли в себя и Николай негромко произнёс.