— Михаил Николаевич, а их можно сделать вьючными? — поинтересовался Буденный, никогда не забывавший о любимой кавалерии.
— До определенного предела — наверняка — заверил Ленков. — Тут вся соль в том, что эта мортира легко разбирается на ствол, двуногу и опорную плиту. Пока что фирма "Брандт" не бралась за тяжелые системы, полкового уровня и выше — во всяком случае, в печати я об этом ничего не нашел — но, я прикинул вес по принципу подобия, исходя из известных данных о ротных и находящихся в работе батальонных системах. Получается, что если ротная мортира, при калибре два-два с половиной дюйма (51-63-мм — В.Т.) будет весить пуд-пуд с небольшим (от 16,4 кг — В.Т.), батальонная, три дюйма с четвертью (81-82-мм — В.Т.), — три с половиной — четыре пуда (58–66 кг — В.Т.) — они обе разборные; то, полковую придется делать линий сорок восемь — и, весить она будет пудов около двадцати, так что ее особо не разберешь. Но, получается, в калибре четыре дюйма (102-мм — В.Т.) еще можно сделать разборную мортиру, пудов 10–12 (164–199 кг — В.Т.), пригодную для конских вьюков. Штука должна получиться неплохая, посильнее трехдюймовой гаубицы.
— Михаил Николаевич, а Вы ничего не слышали о динамореактивных пушках инженера Курчевского? — поинтересовался Кулик (в РеИ Кулик был сторонником принятия на вооружение ДРП Курчевского — В.Т.).
— Читал я докладные записки — поморщился Ленков — бред собачий, иначе ничего и не скажешь.
— Но он пишет, что делает пушки без отдачи — осторожно заметил Кулик.
— Так он и не врет — пожал плечами Тухачевский — только у него ведь пушки без замыкания казенной части, поэтому и нет отдачи. Посудите сами, Григорий Иванович — раз нет замкнутой казенной части, то на разгон снаряда тратится в несколько раз меньшая часть пороховых газов, чем в обычном орудии; раз так, то, или нужен в разы больший заряд пороха, чтобы разогнать снаряд до начальной скорости, как в трехдюймовке, или, если использовать снаряды трехдюймовок, дальнобойность будет в разы меньше. Да, еще — из-за того, что большая часть пороховых газов выходит с казенной части, его пушкам нельзя придавать даже небольшой угол возвышения, иначе отраженные от земли пороховые газы, поднятые ими куски земли, камни покалечат прислугу орудия. Вот и посудите сами — нужны Красной Армии такие орудия, которые при нормальной навеске пороха имеют такую малую дальнобойность и могут стрелять только прямой наводкой? А затраты на них будут все равно немалые — нужны нормальные стволы и выстрелы. А лишней стали, пороха, станко-часов у нас нет.
— Другой вопрос, что есть действительно интересные наработки по динамореактивным орудиям в комиссии профессора Беркалова — только это совсем другие схемы, чем у Курчевского, с легким стволом и так называемой "открытой трубой". Вот они, если удастся довести их до ума, позволят и правда получить легкое, мощное и довольно недорогое массовое оружие настильного огня во взводах и ротах.
— Вот только такая странность выходит — Курчевский не просто на всех углах криком кричит о своих негодных разработках, но и всячески поливает грязью тех, кто разрабатывает потенциально действительно полезные вещи.
— Да это вредительство натуральное выходит! — рявкнул прямолинейный Буденный.
— Может, вредительство — а, возможно, просто дурь человеческая — задумчиво сказал Вячеслав Владимирович, с удовольствием констатируя тот факт, что, несколькими удачно и вовремя сказанными фразами сделал врагом Курчевского Буденного, в реальности бывшего сторонником принятия его ДРП на вооружение, и, заставил крепко усомниться Кулика, также входившего в число "толкачей" "металлолома имени Курчевского". — Как знать, Семен Михайлович?
— Добрый ты, Михаил Николаевич — а, по-моему, если вредят по глупости, спрашивать надо, как с вражины! Не умеешь — не берись! — судя по тому, как разозлился Буденный, Кулик уже успел разрекламировать ему ДРП. — По любому, гнать его поганой метлой надо!
— Гнать дурака надо, правы Вы, Семен Михайлович — миролюбиво заметил Ленков. — Но, все же, думаю, за ошибки по незнанию нельзя спрашивать так, как за сознательное вредительство — умысла ведь нет, так что помягче нужно.
Перехваченный им виноватый взгляд Кулика подтвердил первоначальное предположение — конечно, злого умысла у него не было и в помине, было желание сделать, как лучше, плюс необразованность.
— Ладно, товарищи — в первом приближении вопрос обсудили, а время обеденное — нарком счел за благо пригасить назревавший конфликт, пока Семен не высказал Грише все, что он думает о его инициативе чистым матерным языком — при Тухачевском, что нежелательно. — Как верно подмечено: "Подальше от начальства, поближе к кухне".
Ленков от души улыбнулся немудрящей шутке Ворошилова — "подальше от начальства", в исполнении наркома обороны, звучало неплохо.
— Вы пока идите в мою комнату отдыха, там и пообедаем — неохота что-то топать в столовую — сказал Ворошилов — а я пока тут распоряжусь.
Гости спокойно отправились в комнату отдыха наркома — сказанное им означало, что он хочет о чем-то поговорить без лишних ушей. Тем временем, Климент Ефремович позвонил сначала Хмельницкому, приказав ему обеспечить обед на четверых в комнате отдыха, потом сняв трубку "кремлевки", набрал номер.
— Алло! — отозвался глуховатый голос.
— Это Клим беспокоит — сообщил Ворошилов. — Я тебя не отвлекаю, Коба?
— Все в порядке, говори — отозвался собеседник.
— Поговорили мы с Семеном — сказал нарком — а, сейчас, с Семеном и Гришей, разговариваем с Тухачевским. Похоже, Коба, он из себя дурака корчил, дожидаясь серьезного разговора. Как начали говорить по делу, так он начал выкладывать одно предложение за другим — продуманные предложения, толковые, хоть и говорит, что я, дескать, не спец. Семену очень понравились, да и Гришку он в два счета на свою сторону перетащил, на его ошибку указав, да растолковав, в чем там нелады.
— Ты что, при нем говоришь? — спросил Сталин.
— Нет, они, все трое, ушли в мою комнату отдыха — сейчас пообедаем, по сто грамм примем, заодно прощупаю Мишу дальше — ответил Климент Ефремович.
— Дело хорошее — задумчиво протянул Коба. — Значит, говоришь, ты с Семеном решил, что лучше него никто не справится?
— Да — ответил нарком.
— Давай-ка сделаем так — пообедаете, поговорите, это хорошо. Вечером я ему позвоню, приглашу к себе на дачу, в субботу, шашлыка покушать. Ты, Семен, Гриша тоже приезжайте. В субботу и решим окончательно — подвел итог Сталин.
— К которому часу приезжать? — спросил Ворошилов.
— К полудню — ответил Коба.
