— Видишь того господина, что разговаривает с дамой в ярко-голубом платье? -
Ну, эту даму сложно не заметить, и даже не потому, что цвет ее бального наряда сразу обращает на себя внимание. В первую очередь в глаза бросается ее лицо, лицо настоящей красавицы. Нет, Милана, безусловно, красивее, пусть даже и на мой взгляд, но твердое второе место принадлежит именно ей.
А вот и ее спутник. Он на несколько моложе, лет на пять, никак не меньше.
Высокий черноволосый юноша, лет восемнадцати, с еще тонкими редковатыми черными усиками. Если сбрить усы и одеть его в женское платье, то девица получится на загляденье. Но с возрастом это пройдет, стоит ему набраться немного мужественности. И манеры у него совсем не жеманные, нормальные мужские манеры.
— Хорошо его запомнил? — голос Горднера звучал как обычно безо всякой эмоциональной подоплеки, не сомневаюсь, что он такой и в бою, и за бокалом вина в кругу близких друзей. Если они у него есть, друзья. Это волк, одинокий волк по жизни, даже не волк, а самый настоящий волчара, и такие люди самодостаточны.
— Да, господин барон. Я запомнил его хорошо — мне хотелось, чтобы в интонациях голоса прозвучал вопрос, тот самый, что меня в данный момент занимал. Судя по всему, удалось.
— Нет, Артуа — и он усмехнулся — Не знаю, почему это взбрело тебе в голову. Здесь все как раз наоборот. Если с ним что-то случится, мы ненадолго его переживем, совсем ненадолго. Но…. — Горднер крутанул кистью левой руки, сжал ее в кулак и приставил большой палец.
Общеимперский язык, в отличие от языка жестов дается мне значительно легче. Конечно, акцент еще оставался и со временем я надеялся от него избавиться, а вот все эти невербальные коммуникации… Черт бы их побрал.
В этом мире, где мне видимо, придется доживать остаток своей жизни, язык жестов занимал чуть ли не такое же место, как и язык слов. И он мне давался не совсем так гладко, как хотелось бы. Слишком уж их много, этих самых жестов, слишком много.
Но этот жест я знал. И говорил он о том, что мне следует забыть услышанное как можно скорее. А вот если бы Горднер закончил его еще и быстрым движением кулака к своему плечу, то это означало бы, что он с удовольствием поможет мне сделать сие самым радикальным способом. В том случае, если я все же распущу свой язык.
Но до такого движения не дошло, хотя и сказал он мне больше, чем следовало.
Когда я вернулся, Тибор развлекал присутствующих рассказом о каком-то пекаре, ходившим по ночам в гости к жене своего коллеги, тоже булочнику. Вся пикантность ситуации заключалась в том, что коллега в это время тоже ходил в гости, и именно к жене коллеги.
Все-таки Тибор рассказчик талантливый, всех возле себя собрал, рассказывая в лицах, что говорила жена одного, что другого, что сами пекари.
Не прерывая рассказа, Тибор указал на стол, показывая жестом, что еду уже приносили и моя порция находится именно там. Как, оказалось, вместе с наполовину пустой бутылкой вина, готовящегося в скором времени стать уксусом.
Ладно, Артуа, не все так мрачно, и тушеная в овощах свинина достаточно аппетитна и вино не самое плохое. Тебе приходилось и много хуже пить. Просто тебе испортило настроение то, что ты только что увидел. И дело даже не в зависти.
Все ночь мне снились весьма безнравственные сны. Все бы ничего, но каждый раз в постели с дамой меня обнаруживала Милана, и всякий раз плакала, причем навзрыд. А мне было очень, очень стыдно.
После обеда на тренировочную площадку, где я оттачивал вольт со следующим подходом, финтом под правую руку и быстрым выпадом в горло предполагаемому врагу, в сопровождении Тибора ко мне подошел Край имевший прозвище Ухо. Так его прозвали по той простой причине, что одно из ушей отсутствовало у него почти полностью. Зато присутствовал шрам через все лицо, и все это было в результате одного и того же сабельного удара.
Было бы логичней называть его Шрамом, но такой уже имелся, причем еще до прихода Края Горднеру в отряд. Здесь почти все имели клички, и, очень подозреваю, я избег такой участи только лишь потому, что само имя Артуа звучало достаточно необычно. И зачем в таком случае что-то менять?
Подошли они, чтобы порешать один достаточно щепетильный вопрос, а именно.
Благодаря Тибору, наша ночной рейд в родную ему Мельничную падь получил среди своих достаточно широкую огласку. И чего этого скрывать, ведь все проблемы решены, никто не пострадал, виноватые наказаны, в том числе и материально. Не знаю, что там наговорил Тибор, я при этом не присутствовал, но Край подошел с просьбой, помочь решить ему схожую проблему.
Правда, дело теперь не касалось отношений между мужчиной и женщиной, а всего лишь денежной суммы, некогда отданной Краем взаймы.
Сложности же были вот в чем. Сумма, одолженная им, была не достаточно мала, чтобы попросту позабыть о ней, и, в тоже время, недостаточно велика, чтобы пойти на крайние меры, наплевав на все. Схожесть же в том и заключалась, что они с Тибором решили, будто бы у меня получится сделать все также тихо и ровно, как и в гостях у мельника.
Я не стал обещать ничего, лишь попросил немного времени на раздумья.
В принципе, в гостях у мельника я не сыграл ни одной фальшивой ноты, а то, что было у меня внутри, пусть там и останется. Совсем не обязательно никому об этом знать.
Что касается Края, у меня к себе целых два вопроса. Смогу ли я сделать такое же вновь и нужно ли мне это. Все, что я делал в доме мельника, было для меня внове, и действовал я больше по наитию.
С другой стороны, человек я здесь новый, и, коль скоро ко мне обратились за помощью, это кое-что значит. Парни здесь собрались простые и долгим разговорам за жизнь необученные. Порубать кого, так это в две секунды. Так что их логика понятна.
Ну и возникни у меня проблемы, а без этого не бывает, кто же согласится мне помочь, после моего отказа, мотивируй его хоть чем.
Да и денег не мешало бы заиметь хотя бы немного. Как говорится денег и здоровья много не бывает. И, если со здоровьем еще слава Богу, то денег кот наплакал.
Кстати, мало их здесь что-то, котов, больше в диком виде водятся. То ли приручить их забыли, то ли сами мышей ловят.
Во всяком случае, попытка — не пытка. Надо только сразу договориться о том, что если не получится мирным путем, никаких военных действий.
Дождь закончил свое мокрое дело буквально через пару дней после того, как мы покинули Дрондер. Причем закончил, как отрезал. Если еще ночью он накрапывал практически постоянно, то уже к полудню небосвод переливался всеми оттенками лазоревого. И местное солнце воскликнув — ага, заждались! — безо всякого переходу начало жарить так, что вокруг все стало как в парилке.
