— Много. Четыре. У дяди…
— Ты мне лучше скажи, как пройти? — прервал я его.
— Не получиться товарищ командир, все равно на чужого гавкать будут. Их конечно по сараям попрятали, бояться что немцы убьют, но все равно…
— Ну раз нельзя идти ночью, пойдем сейчас, на лай днем я думаю они внимание не обратят. Огородами пойдем.
В селе стояла рота охранного батальона с командиром роты в качестве коменданта. Я это определил по рассказам мальцов. Из всего состава в поселке находилось едва ли два десятка немцев. Те, что привезли Карпова уже уехали, а вот сама рота, вернее почти весь ее личный состав, куда-то подорвались рано утром, надо ли говорить куда? Думаю меня ищут, или еще кого.
Сообщение о моей вынужденной посадке я передал открытым текстом, так что… Думаю местные охранные части, начальство, накрутило нужным способом, чтобы они поймали меня. Ой-ой-ой что будет. Не удивительно, что с таким активным поиском, местные каталажки у комендатур стали забиваться нашими окруженцами. И опять я виноват.
— …где это? — не понял я.
— Вот тут амбар старый, так никого нет, он дяди Игоря, а он на фронте. Дядя Игорь его давно хотел снести, дырявый он и трухлявый весь вот-вот рухнет, но не успел. Там вас никто искать не будет, и до мастерской, где наших держат всего сто метров. Там можно до ночи спрятаться, — пояснял на карте Валерка, с поддакиваниями Андрейки, который тоже комментировал рассказ, не выпуская из рук удочку. Он продолжал создавать атмосферу спокойствия и лени. Если кто посмотрит сюда, то не заметит ничего странного, ну мальчишка, ну рыбу ловит, обычный пейзаж.
— Ага. Подобраться к нему реально?
— Конечно. Сначала через огород бабы Юли, это вон тот, — показал он пальцем на плетень, огораживающий территорию приусадебного участка довольно большого дома.
— У нее тыква растет, высокая, там ползком незаметно будет. Потом через плетень нужно перебраться через улицу, вот там могут заметить, но мы на страже будем, и скажем когда никого не будет. Потом огородами дяди Кирилла, бабушки, и потом участок дяди Игоря, а там уже амбар. Из него все видно, и площадь, и мастерскую.
— А вещи? — кивнул я на сложенные аккуратно вещи.
— Так мы и отнесем, кто что поймет? — подумав, сказал Валерка.
— Это вроде как с рыбалки идете?
— Ну да. В котелок рыбу, сидор на плечо, а плащ-палатку свернем. На нас никто и внимание не обратит, тут многие так ходят, — с жаром стал доказывать Валера.
— Ну если только не поймают. Вот что. Вы сперва вещи отнесите, обстановку разведайте, а я подожду. Потом и двинем.
Все получилось так, как мы и планировали. Просчитались только с одним. Был вечер, дневной зной спал, и жители вышли в огороды.
В общем, меня два раза полили, и чуть не пропололи мотыгой, бабка подслеповатая попалась. Когда я добрался до амбара, мокрый и злой, меня там уже ждали мальчишки, причем все трое, причем тихонько ухохатывающиеся в кулачки или ладони. Мои перекаты и прыжки по огородам они видели хорошо, думаю впечатлений мальчишки набрались на всю жизнь.
— Да-а, на полосе препятствия хуже было, — рухнул я на прошлогоднюю солому.
— Комендант, — сразу тихо сказал Андрей.
Амбар действительно был весь дырявый и просматриваемый насквозь, так что приходилось перемещаться по нему по-пластунски.
Подобравшись к Андрейке я сдвинул шлемофон на затылок и с интересом посмотрел наружу.
— Который из трех? — спросил я.
У входа стояла легковой полевой Опель, и три офицера рядом с ним.
— Тот который худой самый и высокий, — ответил лежавший справа Валера.
— Ага, а остальные?
— Тот, второй который с животом это из роты, мы не знаем кто это. А третий у нас часто появляется, он с кухней ездит.
С третьем было интересно, до офицеров было метров двести, но то что он скорее всего принадлежит к Люфтваффе понял. Очень интересно.
— С кухней говоришь?
— Да он на мотоцикле приезжал, и пару раз они вместе приезжали, он на мотоцикле и кухня за ним.
Очень интересно. Догадаться, что часть куда ездит кухня принадлежит к ВВС было не трудно, но что это? Аэродром подскока? Судя по привозной кухне вполне может быть. Но кухня? Судя по виду, она была обычной на деревянных колесах, человек на восемьдесят-сто.
План уже стал проявляться у меня в мыслях как из мастерской, которую охранял одинокий часовой, вывели одного из наших, и отвели внутрь здания комендатуры.
— На допрос повели. Кстати заметили, где конвойные ключ брали?
— Нет.
— А я видел. Висит у двери он. Какая беспечность. Видимо часовой охраняет не только пленных, но и ключ.
— Товарищ лейтенант, а как вы их освобождать будете?
— Завтра узнаете. А сейчас руки в ноги и домой, родители обыскались уже наверное.
— Ну, товарищ лейтенант…
— Никаких ну. Вы своих родителей любите?
— Любим, — кивнули пацаны.
— А теперь представьте, что с ними и с вами сделают немцы, если узнают что вы мне помогали.
— Что сделают?.. — спросил Иван.
— Лучше вам не знать. Давайте идите домой только выбирайтесь осторожно чтобы вас никто не видел.
Мальчишки выбрались через пролом с другой стороны амбара, и скрылись среди лопухов, под которыми я прополз сюда, и исчезли из виду. Понимающие ребята. А я остался ждать темноты, наблюдая за жизнью гарнизона и комендатуры.
Часовых я видел только двух. Один у мастерской с пленными, куда уже привели обратно красноармейца, и второй у входа в комендатуру. Судя по всему, он же охранял еще и машины. Грузовичок, чем-то похожий на полуторку и легковой Опель, на котором приехали офицеры. Еще стояли два мотоцикла, но они меня не интересовали. Рота в расположение так и не вернулась. Кухня куда-то ездила, так как вернулась часов в восемь вечера, видимо кормила солдат. Только вот где они?
«Блин, а ведь придется еще и «языка» брать!» — подумал я, и вздохнул.
Действовать я начал ночью, часа в два, когда произошла пересмена. Жутко хотелось спать, но я бодрился, хрустом сухаря на зубах изображая мышь в амбаре.
Наконец смена удалилась, и выждав с полчаса выскользнул из амбара.
Первым моей целью был часовой у машин, который медленно прогуливался под луной. Дождавшись когда на нее на бежит облако, я метнулся вперед под наступившей темнотой.
Нож с легким хрустом вошел немцу в грудь. Мне пришлось чуть наклониться назад, когда я принял на грудь тяжелое тело немца. Его ноги подогнулись, но я не давал ему упасть, продолжая держать на весу. Зажимая одной рукой ему рот, ею же придерживая чтобы он не упал, другой я шевелил ножом в ране отчего ручка стал скользкой от крови. На конец он перестал дергаться и только легкие конвульсии пробегали по телу. Осторожно опустив часового на землю, я еще несколько раз ударил в его ножом в грудь, после чего снял карабин, ремень которого сполз ему на сгиб локтя, и также сняв амуницию, подчистив карманы, убрал все кроме оружия в машину. После чего касаясь рукой стены сельсовета осторожно крался к углу за которым находилась мастерская и охранявший ее последний часовой.
