Мой рассказ занял почти всё отведённое для беседы время. Ленин слушал внимательно, не перебивая, накапливая вопросы в памяти. Когда я закончил, спросил:
– Скажите, товарищ Абрамов, насколько прочен существующий сейчас союз между большевиками и эсерами?
– Я не готов ответить за всех эсеров, Владимир Ильич, но за большую часть тех, кто входит сейчас в Красную Гвардию, в Петроградский Совет и в его Исполком я поручиться готов!
– Откуда такая уверенность? – хитро прищурился Ленин.
– Так мне со стороны виднее, – улыбнулся я. – Я ведь, Владимир Ильич, формально ни к какой партии не принадлежу, хотя тесно связан с большевиками. Но у меня много партийных друзей. Глеб Бокий и Николай Ежов – большевики, Михаил Жехорский и Вячеслав Александрович – эсеры. Я могу твёрдо сказать: у нас общие цели и общие интересы.
– Тогда я спрошу по-другому. Как вы думаете, Глеб Васильевич, если ЦК ПСР возьмёт курс на конфронтацию с большевиками, решатся ли ваши товарищи выступить против мнения ЦК, вплоть до раскола?
– Думаю, да, – твёрдо ответил я.
Ленин задумался над моим ответом. В это время нас позвали в самолёт.
– Договорим в Питере, товарищ Абрамов, – сказал Ленин. – И не сочтите за труд познакомить меня с вашими товарищами.
– Непременно, Владимир Ильич, – заверил я.
Когда самолёт оторвался от земли, я посмотрел в иллюминатор. Швейцарские социалисты махали нам вслед. А я ведь, честно говоря, представлял себе подобный эпизод не более как шуткой.
* * *
Над Германией нас перехватить не пытались. Может, просто было нечем, а, может, немцы действительно считали прибытие Ленина в Россию фактором для себя желательным, неважно, в пломбированном вагоне или как иначе. Ленин весь полёт о чём-то негромко беседовал со Шляпниковым. За шумом моторов мне их разговор слышен не был. Когда полетели над морем, я пошёл в кабину. Алехнович был слегка озабочен.
– Что невесел? – обеспокоился я дурным настроением пилота. – Горючка на исходе?
– Топлива хватит, даже останется. Сесть бы до темноты.
За бортом действительно быстро темнело. Дело принимало скверный оборот. До суши дотянули ещё засветло, а потом тьма поглотила самолёт. Огней внизу было много, но к аэронавигации они отношения не имели.
– Что будем делать? – спросил Алехнович.
– По твоим расчётам, далеко ещё до аэродрома? – ответил я вопросом на вопрос, проклиная себя в душе за то, что не предусмотрел возможности ночной посадки.
– Должны быть уже на подлёте, – ответил пилот.
– Тогда снижайся потихоньку. Если они не догадаются обозначить нам посадку, на дорогу будем садиться, что ли.
– Думаешь, могут догадаться? – повернул ко мне голову Алехнович.
– Уверен! – почти выкрикнул я. – Смотри!
Прямо по курсу были видны две параллельные цепочки огней.
* * *
Первым на шведской земле нас встретил Бокий. Он влез в самолёт сразу, как отдраили входной люк, и весело прокричал:
– Здравствуйте, товарищи, с благополучным прибытием! – Потом добавил: – Выгружайтесь, ночевать будете здесь!
Пока один тёзка готовил самолёт к ночной стоянке, а другой помогал пассажирам из него выгружаться, я подошёл к стоящему в сторонке Львову. Мы поздоровались, и я поспешил поблагодарить Львова за догадливость.
– Молодец, что обозначил полосу кострами!
– Это было совсем не трудно, – пожал плечами Львов. – Мне доводилось бывать на фронтовых аэродромах, и я видел, как наши пилоты ночью сажали машины по трём кострам. Правда, здесь я запалил больше, но ведь хуже от этого не стало?
– Нисколько, – подтвердил я.
– Этот аэродром является запасным, – продолжил Львов. – Вам тут никто не помешает, но и покидать его пределы вам запрещено. Переночуете в одном из аэродромных помещений. Особого комфорта не обещаю, но ужин и постель каждому будет обеспечена!
* * *
Вылет был назначен сразу после рассвета. Посадка уже заканчивалась, когда Львов сказал, не глядя мне в лицо:
– Я с вами не полечу. Хочу несколько дней побыть с семьёй. А то за хлопотами…
Он не закончил и молча ждал ответа. Неужели он действительно предполагал, что я попробую его отговорить? Не дождёшься, товарищ полковник!
– Конечно, оставайся, – как можно мягче произнёс я. – Вернёшься, как с делами управишься.
Львов посмотрел на меня странным взглядом, потом сказал:
– Я обязательно вернусь. Хотя бы за тем, чтобы помочь Государю.
Повернулся и пошёл прочь от самолёта.
* * *
Ещё до полудня приземлились в районе Пскова. Отсюда добираться до Питера будем по земле – все, кроме Алехновича. Ему перегонять самолёт на заводской аэродром, ему держать ответ перед Сикорским. Впрочем, легенда у нас вполне правдоподобная. Наша гибель – ошибка. В небе были атакованы вражескими самолётами. Прорваться не вышло. Пришлось уходить в сторону Швейцарии. Там удалось заправиться. Больше решили не рисковать и рванули через Германию на Швецию. Немцы от нас такого не ожидали и пропустили. Не больно, конечно, складно, но может и прокатит. Если, конечно, не загружать голову главного конструктора ненужным подробностями, типа странных пассажиров, «случайно» прихваченных в Швейцарии.
Выгрузившись, мы поплелись к расположенным невдалеке строениям. И вот там нас ожидал сюрприз. На кромке лётного поля, затянутый в кожу и ремни, стоял величественный, как монумент самому себе, Михаил Макарович Жехорский.
МИХАИЛЯ смотрел на ползущую ко мне по лётному полю чёрную гусеницу, слепленную из человеческих фигур. Лицо гусеницы – если, конечно, нафантазировать, что оно у гусениц есть – один в один походило на лицо Васича. Но меня больше интересовал тот, кто шёл сразу за ним. Пока он шёл с опущенной головой, видимо, боясь оступиться, я не спешил со скоропалительными выводами. Но вот он поднял голову, окинул меня безразличным взглядом и вернул надплечевое образование в прежнее положение. Однако этого мне вполне хватило для принятия окончательного решения – Ленин!
Подойдя вплотную Васич молча протянул руку, которую я так же молча пожал. Затем Васич отступил в сторону, пропуская на своё место Ленина.
– Знакомьтесь, Владимир Ильич, – произнёс мой друг, – это тот самый Михаил Макарович Жехорский о котором я вам рассказывал.
В Ленинских глазах промелькнула та самая искра, от которой, видимо, сто лет назад и возник «на горе всем буржуям» мировой пожар. Как-то оно будет нынче?
– Наслышан, батенька, наслышан, – произнёс Ильич, пожимая мне руку. – Чертовски, знаете ли, рад очному знакомству!
Вокруг нас уже сгрудились остальные прибывшие, и процедура знакомства продолжилась теперь уже в расширенном составе.
