Умер народный поэт Беларуси Якуб Колас в 1956 году.
Родные места Ластовского — Дисненщина, где в застенке Колесников жили его родителиарендаторы. Имея за спиной только начальную школу, он сумел путем самообразования получить блестящие гуманитарные знания, развить свой талант литератора и историка.
Начиная с 1906 года Вацлав Ластовский жил в Вильне, являлся членом Белорусской Социалистической Грамады.
В 1909-м он стал секретарем издаваемой в Вильне еженедельной белорусской газеты «Наша Ніва». На ее страницах часто появлялись его горячие публицистические статьи, рассказы и стихи, подписанные псевдонимами Юры Верашчака и Власт.
Его перу принадлежит историкофантастическая повесть «Лябірынты», которую можно считать первым фантастическим произведением в белорусской литературе.
Глубоко убежденный, что национальное возрождение невозможно без возвращения народу правды об его истории, Ластовский основательно изучает прошлое белорусов и в результате пишет «Кароткую псторыю Беларуси, которая была впервые напечатана в «Нашай Ніве», а в 1910 году вышла отдельной книгой.
В предисловии к ней автор подчеркивал: «Псторыя — гэта фундамент, на которым будуецца жыццё народа. I нам, каб адбудаваць свае жыццё, трэба пачаць з фундаменту, каб будынак быу моцны. А фундамент у нас важны, псторыя наша багата: «жатва многа, а делатель мало», як кажа Святое Пісанне. Поле пустое, бо сыны Бацькаушчыны нашай к чужым у наймпы пайпш, чужыя гумны і засею багацяць!.. Працу гэтую ахвярую сыном маладой Беларуси каб хаця з гэтай кароткай і няпоунай працы магат пазнаваць псторыю Бацькаушчыны у сваей роднай мове».
В 1916–1917 годах он редактировал в Вильне общественнополитическую и литературную газету национальнодемократического направления «Гоман». Активно работал в Белорусской Социалистической Грамаде, борясь за национальную самостоятельность Родины. Он был одним из политиков, стоявших у истоков провозглашенной 25 марта 1918 года независимой Белорусской Народной Республики (БНР), а в декабре 1919-го возглавил ее Раду министров.
Ластовский неоднократно выступал в защиту растоптанной болльшевиками белорусской государственности перед Лигой Наций.
Правительство БНР нашло пристанище в соседней Литве. Ластовский был редактором белорусского журнала «Крывіч», выходившего в Ковне (Каунасе). Там увидели свет его знаменитые труды «Раайскакрыусю (беларусю) слоушк» и «Історыя беларускай (крыускай) УНІІ», в которой дано описание манускриптов и печатных изданий с конца X до начала XIX века.
В середине 20-х годов он отошел от активной политической деятельности. Поездка в Менск на международную научную конференцию в 1926 году оставила у Вацлава Ластовского впечатление, что правительство БССР действительно увлечено делом национального возрождения и создает благоприятные условия для работы научной и творческой интеллигенции. В следующем году бывший премьер по примеру некоторых других деятелей БНР возвратился в Беларусь.
Сначала он работал директором Белорусского государственного музея. Под его руководством плодотворно проходили сбор и изучение исторического наследия. Только один пример: благодаря усилиям Ластовского была найдена и перевезена в Менск национальная святыня белорусов — крест преподобной Евфросинии Полоцкой.
С 1928 года Вацлав Ластовский — академик и непременный секретарь Белорусской Академии наук.
Но времени для труда на благо Беларуси у него оставалось совсем мало. Над белорусской интеллигенцией уже был занесен кровавый топор сталинских репрессий. 21 июля 1930 года Ластовского арестовали и через десять месяцев тюремного заключения, допросов и пыток выслали в Саратов. 23 января 1938 года пуля большевистского палача оборвала жизнь великого сына белорусского народа. Верность своему долгу интеллигента и ученого он сохранил до конца.
Один из известных деятелей белорусского зарубежья Янка Станкевич писал о Ластовском: «Он посвятил себя всего возрождению белорусского народа, принадлежа к тем немногим, которые не только всей душой были преданы делу белорусскому, но и все время свое отдавали ей».
Журнал «Гомон», орган белорусской фракции «Народной воли»
Весной 1881 года мир облетело эхо взрыва, прозвучавшего на набережной Екатерининского канала в Петербурге. 1 марта в столице Российской империи был убит царь Александр II. Приговор революционеров-народовольцев привел в исполнение сподвижник Софьи Перовской и Андрея Желябова двадцатипятилетний белорусский шляхтич Игнат Гриневицкий.
Мечты о новом обществе, основанном на принципах свободы, равенства и братства, увлекли юношу еще в гимназические годы. Поступление в петербургский Технологический институт и незаурядные научные способности обещали ему в будущем спокойную независимую жизнь и возможность блестящей карьеры. Но он сделал иной выбор.
Вступив в 1879 году в «Народную волю», Гриневицкий принимает активное участие в революционных кружках, собирает средства на нужды политических заключенных, распространяет подпольную литературу и сотрудничает в «Рабочей газете», работает в «небесной канцелярии» — нелегальном паспортном столе, где фабриковались необходимые революционерам документы. Одновременно он, сторонник террористических методов борьбы, входит в группу, которая изо дня в день следила за выездами царя, готовя его убийство.
Было бы ошибкой видеть в Гриневицком личность второстепенную, человека, оказавшегося в решающий момент в нужном месте в результате случайных обстоятельств. Такой точке зрения противоречит сама его жизнь, до конца принесенная в жертву идее справедливого переустройства мира, которая породила не только примеры высокого героизма, но — как нам хорошо известно — и неслыханную ранее волну кровавого террора.
Накануне террористического акта он составил свое завещание, где писал:
«Александр II должен умереть. Дни его сочтены.
Недалекое будущее покажет: мне или другому придется нанести последний удар, эхо которого разнесется по всей России и отзовется в самых далеких ее уголках.
Он умрет, а вместе с ним умрем и мы, его враги, его убийцы.
Это необходимо ради свободы, ибо в результате значительно пошатнется то, что хитрые люди называют правлением — монархическим, неограниченным, а мы — деспотизмом…
Что будет дальше?..
Много ли еще жертв потребует наша несчастная, но дорогая родина от своих сыновей для своего освобождения? Я боюсь… меня, осужденного на смерть, человека, одной ногой стоящего в могиле, пугает мысль, что впереди борьба заберет еще много жертв, а еще больше — последняя смертельная битва с деспотизмом, которая, я убежден, уже не очень далеко и которая зальет кровью поля и нивы нашей родины, ибо — к сожалению! — история показывает, что роскошное древо свободы требует человеческих жертв.
