А ведь это не само по себе организовалось! Одним из самых первых народных комиссариатов, созданных по указу Ленина, в 8 ноября 1917, был именно наркомат по делам национальностей - учрежден одновременно и наравне с такими, как наркомат обороны (тогда это называлось, по военным и морским делам), путей сообщения,, и других, без которых мы не мыслим государства! И руководил им, ну вы помните, кто.
Прочел я кстати, "Краткий курс". Как сказал Кириллов, "для легенды", чтобы внимание не привлекать, поскольку числиться командиром РККФ и не знать его, в этом времени решительно невозможно. Затем втянулся, а любопытная все же книга, вот выйти с ней в 2012 году (не называя конечно автора) на защиту диссертации по какой-нибудь политологии, а ведь все шансы что пройдет (спорю, что члены аттестационной комиссии трудов товарища Сталина не читали, не узнают!). Так вот, про тот наркомнац, память услужливо подсказывает на проверку, задачи его были:
-обеспечение мирного сожительства и братского сотрудничества всех национальностей и племен РСФСР, а также договорных дружественных советских республик;
-содействие их материальному и духовному развитию, применительно к особенностям их быта, культуры и экономического состояния;
-наблюдение за проведением в жизнь национальной политики Советской власти.
И ведь все это реально проводилось, и обеспечивалось! Это при том, что в революцию "дружба народов" по окраинам империи кипела, куда там девяностые (кто желает, поинтересуйтесь подробно историей жизни и падения Бакинской Коммуны, где были те самые двадцать шесть комиссаров). А ни при царе, ни каком другом государстве в то время не было подобного учреждения - то есть опыта не было никакого. Однако же товарищ Сталин и на том, первом своем государственном посту, показал свой талант. В двадцать третьем наркомат был упразднен, как "выполнивший свою функцию", ну а Иосиф Виссарионович перешел на пост генсека (тогда - именно главсекретарь, и не больше).
Поспешили, быть может? Однако факт - пребывая в этом времени, нигде не замечал я национальной розни. Нет, может быть кто-то кое-где порой, не так много я на берегу был - но вот точно знаю, что в двухтысячных не видеть и не слышать этого было просто невозможно! Так что, сделаем в памяти зарубку - то что в уже при Горбаче наружу полезло, все эти карабахи, это не наследие проклятого царизма и прочей тысячелетней истории, а что-то новое, вылупившееся буквально на наших глазах. Откуда - ну, будем думать...
-Михаил Петрович! - Анечка легко дергает меня за рукав - снова в мыслях о государственных и военных делах?
-Да нет - отвечаю - всего лишь, об этом мандарине. Как попал сюда этот редкий тропический фрукт. Попробуйте!
Анечка следует совету. И выдает мнение:
-Вкусно! Но яблоки антоновские лучше. Если спелые, так прямо во рту тают. Когда я к тете в деревню ездила, под Лугу. Так у нее яблок этих было, в саду! А правда, что если этих фруктов заморских много съесть, то отравиться можно?
-Это кто тебе такое сказал??
-Ну как же, у Маяковского, помните - "неделю ни хлеба, ни мяса нет, неделю одни ананасы".
Я даже не знаю, что ответить. Анечка рассуждает дальше.
-Хотя если уметь приготовить, очень многое можно в пищу. Видели бы вы нашу кухню в белорусских лесах, в отряде! Мука из корневища рогоза, тесто на лепешки из желудей, клубни аира, даже сладкое повидло из корней лопуха, ну а про щи из крапивы все знают. Это все в книжке Верзилина написано было, которую мы изучали еще перед заброской, как прокормиться в лесу. И даже вкусно было очень, когда уставши с задания придешь. А ведь раньше мы не знали - городские все.
И лучше бы не узнали, думаю! Потому что говорит Анечка все это, кружась со мной в вальсе по залу. Под музыку - и маленький оркестр присутствует, и патефон, заводят его, когда устают. Сейчас играет пластинка, негромко, что-то похожее на "утомленное солнце", но не оно, без слов.
-Аня, а вот что вы после войны делать будете?
Тут музыка смолкает. Обернувшись, вижу возле оркестрантов нашего Диму Мамаева, что-то втолковывающего их старшему. Патефон задвигают, музыканты занимают позиции к игре. Около Димы вдруг возникает Кириллов, они о чем-то переговариваются, затем наш "жандарм" уходит - ясно, НКВД дало добро!
Все отболит, и мудрый говорит -
Каждый костер, когда-то догорит.
Ветер золу развеет без следа.
Но до тех пор, пока огонь горит,
Каждый его по-своему хранит.
Если беда, и если холода.
Прямо, дискотека восьмидесятых!
-Из вашего времени? - тихо спрашивает Анечка - вот только танцевать под нее как? Вот так, раз, два, три, ритма понять не могу? Покажете, Михаил Петрович?
Ну, Мамаев, погоди! Убью!
-Это просто, даже слишком. Я вам кладу обе руки на талию, а вы мне на плечи. И шаги в такт. Вот так.
-Близко как, даже непривычно. Мне кажется, так лишь с близким человеком танцевать можно. У вас все к друг другу так относились?
-Хотели так - отвечаю - ведь семьдесят лет из нас старались советского человека слепить. И кое в чем преуспели.
Это так - я вспоминаю те же восьмидесятые. Ребята из училища, из студии Палыча, из группы психолога Кунина, из клуба "Лабиринт" у Нарвских ворот, из ДК Железнодорожников, из Парголова - много довелось мне побегать, всего в два-три старших училищных года, в свободное время, это после совпало, и начало службы, и начало девяностых, правления Борьки-козла. А тогда это было - искали, пытались жить, уже без казенных лозунгов, с духовностью и взаимопониманием, еще без денежного интереса. И в абсолютной, не горбачевской, трезвости - помню свадьбу, когда на восемнадцать человек на столе была одна бутылка шампанского, и много трехлитровых банок сока. И все были довольны!
-Михаил Петрович! - толкает меня Анечка - ну вот, вы опять далеко!
-Молодым себя вспомнил - отвечаю - даже не лейтенантом еще. Когда жизнь казалась прекрасной. А все трудности - одной левой.
-Да разве вы старый? Папа мой говорил, человеку столько лет, на сколько чувствует себя его душа. У нас в университете был один, мне ровесник, а совсем как дед старый, или чеховский, который в футляре. Все знаю, все грязь, ну мы же умные люди, не идеалисты! Так мы его звали Верблюд - потому что с ним поговорив, на любую тему, как оплеванный чувствуешь, вымыться хочется. Бедный - ну и трудно ему в жизни будет! Жалко - потому что человек не враг, не подлец, а просто, бескрылый. Мечтать не умел совсем.
