Покинув штаб, Виноградов проговорил с сомнением:
— Может, лучше будет проявить бдительность?
— …И доложить в Москву о малодушном командующем? — подхватил Кирилл. — Мол, сражается вяло, личный состав распустил, в наступление идти не хочет — страшно… Так?
— Так!
— Отлично! Тогда назови мне, Павлин Фёдорович, другую кандидатуру на место Кедрова. Есть такие?
Виноградов честно признался, что нет, таковые ему неведомы.
— То-то и оно, — притворно вздохнул Авинов. — Ладно, комфлота, пошли к боям готовиться!
С самого утра канлодки Красной Северо-Двинской флотилии вышли на линию устья Топсы. На высоком берегу виднелись позиции белых. Крайние избы села Кургоменьский Погост превратились в пулемётные блокгаузы, путь к которым преграждал сплошной ряд проволочных заграждений. Ещё дальше стояла тяжёлая батарея из двух морских шестидюймовых орудий.
Невидимый отсюда, прятался аэродром. Стоянка английских мониторов и канонерок тоже была неприметна — острова у Кургомени с высокими, приглубыми берегами служили судам замечательным укрытием.
— Видать, там у буржуев наблюдательный пункт, — сказал Виноградов, передавая бинокль Авинову.
— Где именно?
— На колокольне! А в доме за церковью у них штаб.
— Действуй, комфлота.
И зампредгубисполкома, державший свой флаг на «Мурмане», тут же развёл бурную деятельность. Канлодки развернулись к Кургоменю задом и открыли огонь из кормовых орудий. От толчков при отдаче срывались двери, отлетали кранцы, трещали перегородки, палубы ходили ходуном. Если бы не железо, сковавшее пароходы, они бы развалились.
— Огонь! — кричал Виноградов. — Огонь!
Снаряды лопались, без толку разрывая землю тощих огородиков, пару раз посекли шрапнелью колокольню. В ответ рявкали морские орудия. Над рекою кружил аэроплан с буквами SBAC на крыльях, корректируя огонь батареи.
— Подкрепление идёт! — проорал Даниил Эктов, тыча рукой в сторону левого берега.
Оттуда, из устья неприметной речки, вытягивалась здоровенная железная баржа «Посейдон» длиною саженей семьдесят — подвижная гидроавиабаза красных. Гидропланы М-5 заводились с трудом — их заправляли не чистым бензином, как английские «сопвичи» и «хэвиленды», а ужасной «казанкой».
Авиатопливо в Республике Советов к октябрю иссякло. Сначала красвоенлёты заливали в баки газолин, потом и эта дрянь вышла. Летали на гептане, на «авиаконьяке» — кошмарном коктейле из метилового и этилового спиртов с примесью серного эфира, а ныне в ходу была губительная для моторов «казанская смесь марки „А“» — болтушка из керосина, газолина, спирта и эфира. Двигатели не переваривали сие пойло — глохли. Аппараты разбивались, лётчики гибли, но те, что выживали, обратно потчевали аэропланы «казанкой» — и поднимали их в небо. За каждый час налёта пилотам приплачивали по 25 рублей «залётных»…
Один из гидро так и не завёлся, а вот другой взлетел-таки. Застучал пулемёт, короткими очередями нащупывая аэроплан-корректировщик. Тот легко поднялся повыше. Ввысь ринулся и «пятак», а потом что-то случилось. С двигателем было всё в порядке, он ревел себе и ревел. Наверное, в том и заключалась отгадка — красвоенлёт просто надышался ядовитого выхлопа — и потерял сознание. Гидроплан завалился на крыло, плавно переворачиваясь кверху поплавками, да так и рухнул на остров Лоза.
— Командир! — заорал потный Талала. — Орудия рашкалилиш! Докрашна!
— Разворачиваемся носом к берегу! Носовые орудия — товсь!
— Заряжай!
— Прицел…
— Огонь!
Залп из трёх пушек подломил колокольню, и та рухнула, подкидывая клубы пыли. Заполыхала тесовая крыша штаба. Нестройно бабахнули полевые орудия с левого берега, оглушительно грохотали шестидюймовки с правого. Вода северодвинская то и дело вставала дыбом, взмётывая тонны мутной влаги в грохоте и вое. Красные канлодки избегали попадания, не позволяя «буржуйским» артиллеристам пристреляться, — они постоянно маневрировали, сдавали то вперёд, то назад. Однако и вреда большого причинить они не могли — лупили по площадям, без толку тратя огнеприпасы.
Неожиданно не повезло «Могучему» — свой же снаряд разорвался в канале орудия, оторвав ствол до казённой части. Грохнуло так, что Виноградов аж присел. Взрыв снёс команду «Могучего» за борт, огонь проник в трюм, возжигая пожар.
— Отходим! — заорал Павлин Фёдорович. — Полный ход! Там триста снарядов…
Он не договорил — снаряды стали рваться. Всю палубу «Могучего» подняло на тугих клубах огня и дыма, изломило и сбросило в реку. Отвалились гребные колёса. Корпус канлодки, смахивавший на дуршлаг, пошёл на дно. Это погасило пожар, но детонация продолжала подрывать снаряды — вода расходилась воронкой, пенной и дымной, волны смыкались над нею опять, и снова река на мгновение обнажала дно.
«Мурмана» качало, валя с борта на борт, расшатывая и без того непрочную обшивку, а потом из-за острова Лоза показались два английских морских монитора — нумер 27 и нумер 33. Их палуба едва возвышалась над тёмной двинскою водой. Казалось, невысокие мачты тянулись из воды, принадлежа потопленным кораблям. Но нет, мониторы не спешили на дно — они шли в бой.
Дуплетом ударили их орудия. Снаряды провыли над головою Авинова. Перелёт.
— Кормой разворачивай! — заорал Виноградов. — Кормой! Задом!
Рулевой не успел послушаться комфлота — прямым попаданием снесло рубку канлодки «Любимец». Осколки злобно провыли, словно голодные демоны, жаждущие живой плоти. И они утолили-таки голод — раскалённые железные черепки посекли человек пять из команды «Мурмана», а Виноградову оторвало голову.
— Полный вперёд! — завопил Авинов.
— Куда?! — послышался панический крик рулевого. — В Котлас?
— Вперёд, я сказал!
Гребные колёса зашлёпали, продвигая канлодку к северу, — и это спасло её. Залп с мониторов обязательно бы озвучился попаданием, но «мишень» сместилась вниз по течению.
Красноармейцы продвинулись к берегу, огнём артиллерии накрывая мониторы, и те заспешили на стоянку. Канлодка «Глоуорм» выплыла из-за островка, заросшего ёлками и кустами смородины, и, медленно дрейфуя, обстреляла левый берег.
— Полундра, братва!.. — донеслось оттуда.
Шальной снаряд прозудел над «Мурманом», едва не задевая закопчённую трубу, клубившуюся дымом, и рванул далеко впереди, прямо по курсу. Канлодку качнуло волной, но не шибко. Шлёпая колёсами, «Мурман» всё дальше уходил от Кургоменя. За кормою строчили пулемёты, изредка бухали пушки, но шум боя делался всё глуше и глуше. Вот пароходик, оборотившийся в канонерку, одолел версту, вот — другую… Пятую… Десятую…
