Я повернулся и помчался изо всех сил. Вскоре преследователи поняли, что их заметили, и перестали скрываться. Лошадь заржала громче, ее копыта ровно били по земле. В криках людей слышалась торжество. Оглядываясь назад я видел фигуры, пробирающиеся через лес. Всадник и его лошадь чернели через белую пелену.
Я споткнулся, сильно ударился о дерево и повернулся к врагу, как зверь в безвыходном положении, и вынул мое кремниевое копье. К моему удивлению из снега вылетели волки; они перепрыгивали сугробы по обе стороны от меня, некоторые бросали на меня нервные взгляды, но не останавливались. Посмотрев вокруг, я увидел высокого оленя, которого и преследовала прожорливая стая. На мгновение я растерялся. Неужели я ошибся и меня никто не преследует?
Но всадник уже был здесь. Конь каждый раз тряс головой, когда всадник бил его ногами, посылая вперед через летящий снег. Сидевший верхом на коне Болотник, темный и завернутый в плащ, небрежно держал собственное смертельно отточенное копье. Поглядев на меня прищуренными глазами, он поднял копье для удара и заставил коня перейти в галоп.
Я бросился в сторону, запутался в корнях, рюкзак неловко болтался на спине. И наугад махнул копьем в сторону врага. Животное закричало от боли, и копье резко дернулось у меня в руках. Я попал лошади в бок, разорвав ей тело. Она дернулась, Болотник слетел в ее спины и оказался на снегу, все еще глядя на меня и смеясь. Потом начал вставать, помогая себе копьем.
Не думая, я ударил его. Копье сломалось там, где Сортхалан вырезал на нем глаз. Болотник какое-то время удивленно глядел на обрубок дерева, торчащий из его груди, потом перевел взгляд на меня, стоящего перед ним с обломком копья и дрожащего от возбуждения. Его глаза закатились, он открыл рот и упал назад.
И снег начал заметать его лицо.
Я оставил его там, где он лежал. Что еще я мог сделать? Отбросив сломанное копье, я, покачиваясь, пошел через лес, гадая, куда подевалась остальная банда. И где прячется Кристиан.
Вот дрожа от потрясения и запутавшись в своих мыслях, я вышел из леса и очутился в самом начале долины.
Дул скорбный ветер. Из снега, прямо передо мной, поднимался камень Передура, огромная, сглаженная ветром башня, поднимавшая над землей футов на шестьдесят, по меньшей мере. Я подошел к серому мегалиту, охваченный благоговением и глубоко потрясенный молчаливой властностью памятника. Ничем не украшенный, он был сделан из одного куска камня, грубо обработанного самыми примитивными орудиями. К верхушке он слегка заострялся и немного наклонялся в сторону стены огня, закрывавшей выход из долины. Снег собрался по одну сторону от камня и наполовину закрыл грубо вырубленную птицу непонятной породы. Безусловно самый ранний символ, связанный с Передуром и легендой о спасении. Вот он, камень, стоявший здесь во все века существования мифа: камень Передура, под каким бы именем он не был известен; место, куда должна придти девушка, спасенная на крыльях, как бы ее не звали.
Гуивеннет. Ее лицо возникло передо мной, еще более прекрасное, чем раньше; ее глаза изумленно замигали. Каким-то образом я увидел ее — в холмах, среди белых веток, на фоне темной каменной стены. — Инос с'да, Стивв'н, — сказала она и засмеялась, зажимая рот ладошкой.
— Я скучал по тебе, — сказал я.
— Мой наконечник копья, — прошептала она и коснулась пальчиком моего носа. — У тебя есть сила. Мой драгоценный наконечник копья.
С холмов за моей спиной дул пронизывающе холодный ветер, раздувая установленный говорящими-с-огнем барьер во внутреннюю страну. Голос Гуивеннет растаял, ее лицо расплылось. Я настороженно обошел камень — ястребы Кристиана могли быть рядом, — едва не крича Гуивеннет, чтобы она пряталась и ждала меня.
Только сейчас я заметил неглубокие отпечатки ног, ведущие в деревьям и далекому пламени. Снег почти замел их, но кто-то был у камня, и потом ушел.
Я пошел вдоль них, старясь не думать о том, кто мог их оставить. В конце долины деревья росли теснее. Снег поначалу тоже был глубже, но потом исчез с земли, побежденный жаром огня.
Пламя ревело и потрескивало. Вскоре я уже мог видеть его отчетливо через обуглившиеся скелеты деревьев; их почерневшие ветки казались застывшими конечностями жертв огня. Остатки дубов, орешника и других деревьев первобытного леса казались изломанными человеческими фигурами, черневшими на фоне блестящего пламени.
Одна из фигур двигалась; она шла параллельно огню и быстро исчезла в тени высокого дерева. Я бросился в укрытие, потом отважился подойти ближе, стараясь держаться за редкими кустами, и вгляделся в пламя передо мной. Осторожное движение, опять. Высокая фигура — слишком высокая для Гуивеннет — несла что-то блестящая.
Я припал к земле, потом перебежал к небольшому валуну и скорчился за ним. Больше ничего не двигалось, и я осторожно обогнул камень, оказавшись в тени наклонившегося сгоревшего дуба.
Он, как призрак, поднялся с земли, в пяти шагах от меня, тень вышедшая из тени. Я мгновенно узнал его. Он держал меч с длинным лезвием. Потный, с открытой грудью, в расстегнутой темно-серой шерстяной рубашке и свободных полотняных штанах, подвязанных на икрах, чтобы не хлопали. На лице два свежих пореза, один из которых проходил через глаз. Дикий, неистовый человек, ухмылявшийся в темную бороду. Держа меч так, как если бы он ничего не весил, Кристиан медленно пошел ко мне.
— Ты пришел убить меня, брат. Совершить подвиг.
— Ты думаешь, я не могу?
Он остановился, улыбнулся и пожал плечами. Воткнув меч в землю, он облокотился на него. — Ты меня разочаровал, — наконец сказал он. — Где твое копье из каменного века?
— Я оставил его острие в груди твоей правой руки. Болотника. В лесу.
Кристиан удивленно посмотрел на меня, нахмурился и перевел взгляд за камень Передура. — Болотника? Я-то думал, что сам послал его в подземный мир.
— Значит нет, — спокойно ответил я, но мои мысли помчались вскачь. Что он такое говорит? Неужели банда взбунтовалась и он остался один, без своих войск?
Брат выглядел усталым, почти смирившимся. Он, не отрываясь, глядел на огонь, но стоило мне пошевелиться, как острый сверкающий меч уставился на меня. Он медленно закружил вокруг меня, огонь сверкал в его глазах и освещал пятна засохшей крови на лице.
— Должен сказать, Стив, что меня впечатлила твоя решимость. Вроде бы я подвесил тебя в Оак Лодже. Потом, у реки, я послал к тебе шестерых. И что случилось с ними?
— Стали поживой для рыб.
— Подстрелены, я полагаю, — горько сказал он.
— Только один, — пробормотал я. — Остальные не слишком хорошо владели мечом.
