И вот мы на «Лионе». Нам досталась одна из лучших двухместных кают — резная мебель, большой иллюминатор, позолота, и даже отдельный умывальник. Конечно, на югоросских кораблях есть и туалеты, и телевизоры, но где там найдешь столик с гнутыми ножками времен Людовика XVI, на котором стоит серебряное ведерко с бутылкой шампанского, а также севрская ваза с фруктами? Жаль, конечно, что наше путешествие на этом прекрасном и роскошном корабле будет непродолжительным. Но как ни сладко было наше пребывание на русских кораблях и в Константинополе, а теперь вот на «Лионе», пришло время спускаться с небес на грешную землю.
Но это уже потом. А пока лощеный стюард в белых перчатках принес нам конверт с золотым тиснением, на котором золотыми чернилами было выведено: М. l'Amiral Raphael Semmes et M. le Commandant Oliver John Semmes. В конверте была записка — тоже на листке с золотым тиснением и тоже написанная каллиграфическим почерком золотыми чернилами, гласившая, что М. le capitaine Etienne Laforge будет весьма признателен, если мы согласимся отобедать в его обществе.
В небольшой зале, примыкающей к кают-компании, стоял небольшой стол, уже заставленный яствами и бутылками. Увидев нас, из-за него вскочил пузатенький коротышка, подошел — нет, просто подбежал — к нам и долго тряс руку моего отца, говоря, как ему чрезвычайно лестно, что пассажиром на его корабле является человек, которым он безмерно восторгался во время «вашей Гражданской войны». Мне тоже достался от него заслуженный комплимент — месье капитан был рад видеть перед собой «героического офицера галантной армии Юга».
Обед прошел под нескончаемую болтовню мсье Лафоржа. То он сокрушался, что русские не смогли поставить ему устриц, и поэтому он не может предложить их нам. То рассказывал, насколько проще иметь дело с русскими, чем с этими турками.
— Вы не представляете, месье, сколько мне приходилось давать взяток, и сколько здесь было бюрократии. И каждому, даже самому маленькому турецкому чиновнику нужно было сделать подарок-бакшиш и наговорить ему кучу комплиментов, получая в ответ от них оскорбления, такие как, например, «христианская свинья» и «неверная обезьяна».
А сейчас? Все очень быстро, все очень вежливо: «Да, месье… Нет, месье… Заплатите сто франков и распишитесь вот здесь. Вы свободны, месье», — все! А их механики даже устранили все неисправности, и, месье, все было сделано лучше и дешевле, чем даже в нашей благословенной Франции… Если б у них были еще устрицы и фуа гра, я был бы полностью счастлив. Но нет в мире совершенства.
Soupe aux crustaces (суп с морскими продуктами), салат с омаром, фазан, турнедо, восхитительные пирожные… Я так никогда не обедал, даже находясь во Франции. И полагаю, что пассажиров, пусть и первого класса, тоже так не кормили. А месье Лафорж, при всей его комичности, оказался весьма интересным собеседником — причем, как выяснилось, он очень хорошо знал историю нашей Гражданской войны и симпатизировал тогда Югу. И, главное, он был живым свидетелем последнего боя «Алабамы».
— Месье, сейчас я уже давно не военный моряк — теперь я капитан почтово-пассажирского судна, ценитель вкусной еды и прекрасной жизни. Но тогда я был лейтенантом на французском броненосце «Куронь», который сопровождал вашу «Алабаму» в ее последний бой у Шербура. Нашей задачей было не допустить, чтобы бой переместился слишком близко к Шербуру. И я до сих пор помню, как небронированная «Алабама», к тому же так и не отремонтированная после дальних походов и сражений, храбро вступила в бой со шлюпом «Кирсардж». Безрассудная, но о-ля-ля, какая храбрая атака! Наши сердца были всецело на вашей стороне, месье адмирал. И когда ваши ядра отскакивали от якорных цепей, которыми этот янки-хитрец Винслоу обвешал борта «Кирсарджа»… Если б не было этой «брони», то вы бы его потопили сразу!
— Месье капитан, я не стал бы этого делать, если бы знал про цепи на борту «Кирсарджа». Увы, это была весьма дорого стоившая мне ошибка.
Но вот принесли кофе, коньяк и сигары, и тут месье Лафорж вдруг стал серьезным:
— Месье, я бы с огромным удовольствием проводил каждый обед и каждый ужин в компании столь замечательных людей. Но, увы, я договорился с русскими, что через два часа, когда из Тристатиса придет катер с лоцманом для прохода Дарданелл, этот же катер заберет вас. Мне не положено знать, куда именно вас отвезут. Но если меня кто-либо спросит, куда вы делись, я сообщу, что месье адмиралу стало плохо, и что мне пришлось отправить его на берег в Тристатис. Это тот самый городок, который при турках именовался Шаркёй. Месье, я могу только догадываться о вашей конечной цели и о том, зачем именно вы посетили Константинополь. Но поверьте мне — если на карте мира вдруг опять возникнут Конфедеративные Штаты Америки, ваш покорный слуга капитан Этьенн Лафорж будет тому несказанно рад.
Мой отец улыбнулся и сказал:
— Ну что вы, месье капитан, мы здесь всего лишь частные лица.
Капитан Лафорж прижал руки к груди:
— Вижу и молчу, месье!
Через час наш гребной катер уже отходил от борта «Лиона» и направлялся к стоявшей неподалеку на якоре «Алабаме II». Вместе с нами на ее борт поднялся лоцман, а наверху встречала одна весьма знакомая мне фигура, между прочим, одетая в мундир генерала армии Конфедерации.
— Генерал Форрест! — воскликнул я. — Вы ли это? И откуда у вас этот замечательный генеральский мундир?
— Адмирал, майор, доброго вам дня, — поприветствовал нас с отцом генерал Форрест. — Я вот решил, что президент Дэвис пусть пока остается в штатском, а я лучше присоединюсь к вам и снова надену форму. Тем более что на «Алабаме» вместе с нами плывут и русские военные инструкторы, которые будут учить новую армию Конфедерации. Да, кстати, в отличие от вас, адмирал Семмс, я слишком растолстел, чтобы влезть в мой старый мундир, и русские друзья сделали мне подарок — пошили его для меня заново. Так что на борту «Алабамы» присутствует не Нейтан Бедфорд Форрест, частное лицо без особых забот и занятий, а генерал Форрест, которому поручено воссоздать нашу Южную армию, примерно как вам, адмирал, нужно будет создавать заново наш Южный флот.
После этих слов генерал Форрест и мой отец обнялись, что было раньше нехарактерно ни для того, ни для другого. Когда они закончили приветствовать друг друга, я, наконец, получил возможность осмотреться. В отличие от отца, «Алабаму II» я видел впервые. Красивый корабль… Конечно, это не русский крейсер-убийца, но все же лучшее, что можно было найти под небом этого мира.
Следующим, кто нас приветствовал, был капитан-лейтенант Аксентьев, который должен был командовать кораблем до тех пор, пока мой отец не наберет себе команду из настоящих южан. Приглядевшись, я не поверил своим глазам. Рядом с ним стоял не кто иной, как мой русский друг капитан Сергей Рагуленко.
