– “Нет человека – нет проблемы, товарищ Ликуидас, – вспомнил Энгельберт. – Есть робот – есть проблема”.
Гид радостно засмеялся красивым ртом.
– Круто! – заметил Патрик, ничего не слышавший про Ликуидаса.
– Уверен, вам встречались и другие воспоминания, например, актрисы Хлое Робинс, ставшей любовницей вождя и узнавшей удивительные свойства его скрытной, измученной, одинокой и богатой на глубокие чувства души, медиамагната Бухвайцена, открывшего после трипа суперуспешный телеканал Stalingrad, автомобильного короля Хопкинса, сумевшего после общения с вождем спасти от банкротства одну из своих компаний…
– Вот это я знаю! – перебил Патрик, хватая Энгельберта за ухо. – Представь, Слон, этот чувак, после того как ему здесь забили гвоздь, решил модернизировать два своих убыточных автомобильных завода. Он это сделал, и прибыль выросла сразу на сорок процентов. Но самое крутое – никто толком не знает, что он сделал конкретно! Заводы выпускают те же самые машины, но почему-то их стали покупать активней!
– Мистика? – спросил Энгельберт, глядя в окно машины, медленно ползущей по проспекту Сталина.
– Черт знает, может, у него просто мозги заработали лучше, как обычно после теллура. Я говорил тебе, что у меня открылись способности к воздухоплаванию и к плаванию. Я легко получил права летяги и стал лучше плавать, реально! Раньше я охренительно побаивался воды.
– Да, я помню… – Энгельберт погладил пальцы Патрика.
Год назад он сам тоже попробовал теллур, поднакопив присланных отцом денег. Это было сильно: он провел незабываемое время в великой Афинской школе и узнал много нового. С великим Платоном он не нашел общего языка, а просто долго и мучительно-бессловесно целовался, замирая от восторга, а затем позволил богатырского сложения философу делать с собой все, что тот захотел. Пифагор ему показался скучнейшим занудой, старик Плотин почему-то вызвал у Энгельберта мистический ужас, а вот с бодрым и толерантным Парменидом удалось наладить продуктивный диалог, в результате которого посланник двадцать первого века сумел доказать древнему греку – не без помощи Гегеля, Хайдеггера и Сартра, – что небытие так же реально, как и бытие, следовательно, оно такое же чистое настоящее, а значит, бытие не вечно, ибо порождено небытием.
Но способностей от этого трипа не прибавилось, а память сохранила лишь вкус властного и настойчивого языка Платона.
Гид тараторил про европейских политиков, хлынувших в СССР за “идеологической поддержкой после удара ваххабитского молота”. Французский президент и берлинский курфюрст якобы тоже побывали здесь и общались со Сталиным по национальному вопросу.
Энгельберт не очень верил гиду. Да и вообще, его не очень интересовало это туристическое, придуманное, насквозь искусственное государство, в котором они оказались по воле Патрика. Сталин его тоже не интересовал. Но модного Ликуидаса он читал, а как иначе? Его Dochsein und Postzeit[79], полемизирующую с Nichtsein und Postzeit великого Мортимеско, прочли все студенты философского факультета. Но побывать в 37-м году, коли уж оказался в СССР, все-таки надо было. В своей книге Ликуидас посвятил этому году две главы, так как побывал там дважды – сперва как палач НКВД, допрашивающий театрального режиссера Мейерхольда, потом уже как сам Мейерхольд, которого следователь мучил бессонницей и избивал резиновой дубинкой. У Ликуидаса получился энергичный экзистенциально-философский очерк “Машина вынужденно– и не вынужденно-желанного насилия”, в котором он делился своими переживаниями и восторгами от трипа, “проапгрейдившего психосоматику, отформатировавшего телесность и перезагрузившего экзистенцию” так, что в следующем трипе, уже став одним из членов сталинского Политбюро, он опустился перед вождем на колени и поцеловал ему руку. На что вождь пробурчал: “Не валяй дурака, Калиныч”.
– Чистая голова… – задумчиво произнес Энгельберт.
– А я давно свою не мыл! – со смехом признался Патрик.
В просторном храме Встречи их ждали прелестные девушки в белом, раздели, обрили головы, усадили в мраморную ванну, вымыли, растерли алтайскими маслами и облачили в белые одежды с деликатно вышитой сталинской символикой. Напившись горноалтайского травяного чая, туристы подписали традиционный контракт об отсутствии претензий в случае ущерба здоровью, после чего их передали в руки седобородого теллурийца с выразительно-спокойным лицом. Усадив их в специальные кресла и проведя необходимые манипуляции, он забил в их гладкие, ароматные головы два теллуровых клина.
Патрик умер через восемь минут. Мозг Энгельберта боролся со смертью почти четыре часа.
Любопытно, что в СССР до них было всего два летальных исхода от теллурового трипа: первый раз ушла в иные миры тридцатилетняя англичанка, приехавшая в сталинское государство со своими родителями-коммунистами, вторым скончался девятнадцатилетний биорэпер из Анголы, мечтавший встретиться с советским джаз-пианистом Цфасманом и записать с ним трек в 30-м году. Эти погибшие, равно как и Патрик с Энгельбертом, не были сталинистами. Зато многочисленное племя поклонников усатого Отца Народов никоим образом не страдало: все они возвращались из путешествия довольными и помолодевшими, даже одна девяностотрехлетняя чеченка, выпустившая впоследствии книгу под громким названием “Я плюнула Сталину в морду”.
А Патрику и Энгельберту почему-то не повезло.
Почему? Никто не знает…
Их замороженные тела были доставлены родным за счет СССР.
Вот такая история.
Я видел худшие умы своего поколения, вырванные теллуром из черного безумия, умы
преодолевших повседневную трясину болота заурядной жизни,
сбросивших со своих душ бетонную корку мещанской самоуверенности и тупого самодовольства,
растоптавших в одночасье химер земной предопределенности,
стряхнувших со своих глаз пепельно-мохнатую плесень усталости восприятия мира,
раздробивших новыми руками своими липкую скорлупу депрессии,
плюнувших горячей магмой полноценности в унылую морду тысячелетнего сплина,
дохнувших новым дыханием жизни в пустые глазницы пыльных библиотек
пустивших на ветер тысячи книг шизофренической безнадежности, доводящей читателей до психушки и самоубийства,
забивших сверкающий теллуровый кол в могилу земной неприкаянности,
сломавших хребет мрачному дракону человеческого разочарования в самом себе,
восставших навсегда из пепла слабости предыдущих поколений и вознесших светящиеся тела свои на вершины Новой Реальности,
разорвавших ржавые от крови, пота и слез цепи Времени,
