– Как думаешь, Чен, пойдет орда вторым приступом или оставят нас в покое?
– Покупая рис, проверь, не дыряв ли мешок, говорят люди, – ответил китаец, жутко коверкая слова.
– Что ты хочешь этим сказать?
– В искусстве войны можно миловать врага, только когда наступил ему на горло. А твоя крепость не только уничтожила целую армию, так еще и столько земли взяла, сделала тебя великим. Ни один полководец такого не оставит.
– Значит, припрутся. И, наверное, не важно, все ли скопом или по очереди.
– Ты плохой враг, – заявил Чен, наливая себе пива из большого кувшина. – Очень дорогой враг.
– Что значит дорогой? В смысле – дорого стоит моя голова?
– Нет, тебя дороже убить, дешевле сделать другом и союзником. Даже если наша крепость падет, ты заберешь с собой не одну тысячу дорогих воинов. Это допустить нельзя. Мудрый полководец придет заключать с тобой мир, даже на твоих условиях, иначе вернется домой опозоренный, он придет на порог нищий.
– Несмотря на то что ты пьян, рожа косоглазая, ты трезво мыслишь. Я как-то не подумал, что всей этой шайке еще тащиться восвояси, делить добычу, запугивать бесконечно покорившихся им прежде князей и царьков. А у тех, у каждого, небось камень за пазухой припасен для ордынцев. Невеселая у кочевников жизнь, вот и лютуют поэтому. Интересно, успел Бату Джучиевич заложить свой Сарай, столицу Золотой Орды, или так и не сподобился, отложил на потом все. Если нет, то в наших землях они все как есть бомжи. Сколько бы они ни награбили, это все нужно куда-то сложить, спрятать, схоронить. А ближайший завоеванный город – только Биляр, который я тоже скоро помогу отбить и вернуть угодному мне правителю.
– А случится, что и мимо пройдет. Уйдет в большую степь, соберет дань и опять на Рязань.
– Вот тут он точно промахнется, Чен. Я небось сложа руки сидеть не стану. Уж постараюсь, встречу гостя. Меня больше заботит, чем встретить? Второй раз они на один и тот же фокус не клюнут, придется что-то новенькое придумывать.
– Большой железный танк бери, порох в него клади, лошадь запрягай и вот, бомба. Орда пойдет кидаться на танк, а он бах!
– Не выйдет, – покачал я головой. Если ползет себе «черепаха», ни в кого не стреляет, они и трогать не станут, обойдут стороной, а мы только технику потеряем. А ну как не сработает, так против нас же самих эта штуковина и попрет. Тут более масштабно мыслить надо. Без всяких стандартных приемов. Эх, времени мало, а то бы я точно устроил им горячий прием. Лошадей у нас не хватает, пехоты мало. Пока только и можем, что сидеть на высоких стенах. Да огрызаться. Видал, как зимой у орды даже лестниц таких не нашлось, чтоб хоть до бойниц доставали. Таран не подтащить, штурмовую башню не подкатить, что они еще смогут сделать? В осаде сидеть, конечно, не веселая забава, но придется, так высидим.
– Не будет войны, мастер. Не станет монгол тебя осадой держать.
– Поглядим.
Я чуть поправил штурвал, отмечая для себя, что, идя по реке с погашенными габаритными огнями, в такую ясную, хоть и безлунную ночь, я все ж таки неплохо вижу фарватер. Управлять кораблем несложно, во всяком случае мне. Ведь я просто наизусть знаю каждое крепление, каждую деталь этого судна. Но надо отучаться делать все самому. И печник, и плотник, и на мышей охотник – так не пойдет, меня одного на все не хватает. Нужна достойная смена, надежные люди, на которых не страшно будет оставить всю эту технику. Только дела держат меня, словно якорь, на одном месте. Но незаменимых людей не бывает. Больше внимания следует уделять подготовке квалифицированных кадров. Еще лет пять, и ко всем моим техническим новшествам привыкнут, будут считать, что это само собой разумеется. А что дальше? Чем еще стану удерживать свой авторитет? Ведь я использую то, что принес из своего времени, а сам остановился в развитии.
Мы выдвинулись из Коломны примерно в два после полудня, в Змеегорку прибыли с рассветом. Заметившие нас издалека дозорные на башнях подняли всю крепость на уши, так что встречать нас вывалили ничуть не меньше народу, чем провожали позавчера. К своей, чуть более пригодной для швартовки таких массивных посудин пристани я выруливал очень аккуратно, то и дело включая обратный ход, чтобы замедлить движение. Течение в этом узком месте, да еще и на изгибе русла было коварным и сильным. Только в тот момент, когда плоское днище пробороздило выложенные штабелем гладкие бревна дока и люди с причала надежно увязали брошенные с корабля канаты, я успокоился и отнял напряженные руки от штурвала.
Испытания корабля прошли успешно. В пути мы проверили, как работают подъемные щиты, открываются бойницы; насколько маневренное судно и сколько времени требуется ему до полной остановки и смены курса; может ли выгребать реверсом, вперед кормой против течения, и прочие мелочи. За всю недолгую прогулку сожгли массу древесного угля и дров. Древесный уголь давал больший разогрев по температуре, им было легко набирать пар в котлах, а дрова поддерживали постоянное горение. Воздушная турбина, которая вращалась от малого вала одного из приводов, даже на холостом ходу давала мощнейшую тягу, которая так раздувала угли, что я откровенно боялся, что стальные колосники не выдержат и прогорят. Но техника не подвела. Испытания прошли очень удачно, и я, Коварь, ныне самопровозглашенный рязанский князь, получил в свое распоряжение еще одну боевую единицу.
В мастерской царили разруха и беспорядок. Разбросанные по полу инструменты и заготовки то и дело звякали под ногами, когда я натыкался на них в полумраке, пока не распахнул запертые ставни. Во время осады некогда было наводить лоск и убирать за собой, я торопился, доделывал механизмы большого сундука для ордынцев. Теперь же здесь придется все прибрать и поставить на свои места. Как же все-таки соскучились руки по любимой работе. Все дела, дела, как говорится, для творчества совсем нет времени. Мне бы посидеть, поковыряться в чертежах, в проектах, поразмыслить на досуге, а тут, то война, то переговоры, то еще какая напасть, что даже присесть некогда.
Не успел заняться мастерской, как приперся Мартын, отвлекая меня от уборки. Он с Олаем только что прибыл из поездки по окрестностям и торопился поделиться со мной новостями. Пришлось тащиться в бывший штаб, что на гостином дворе и где дожидался нас Олай.
– Ордынцев видали! Пять или шесть разъездов, ошивались у Вороньего мыска, – выпалил Мартын, жадно отпивая из большой кружки, поставленной на стол трактирщиком. – Наверняка не уверены – то ли те же самые недобитые, то ли новые – не битые. Тьфу, провались они пропадом, что ни глянь, все рожи одинаковые, плоские, словно об стол битые, а глаза узкие, как осокой прорезанные. – Олай только посмеивался, слушая, как разоряется Мартын.
