— Что ж, — сказал Венанций, потирая руки, — отдадим должное гостеприимству нашего хозяина и этой восхитительной утке. А если вино окажется неплохим, я скажу, что вы были правы, уговорив нас завернуть на постоялый двор.
Он подмигнул всем разом и ловко взялся за утку.
— Да, поедим да и спать, пожалуй, — согласился Феликс. — Хорошо бы выехать на заре. Что же до лошади…
— Сальвий займется, — распорядился Фульциний. — Поешь с нами и расспроси, как тут у них тут насчет лошадей.
Едва они принялись за еду, вновь появился хозяин и, подойдя к столу, поинтересовался, хороша ли еда. Венанций промычал что-то довольное с набитым ртом.
— А ну и славно, господа, славно. А комнаты вам приготовлены. Все, как уговорено. Так что откушаете и отдохнуть можете, коли захотите.
Он отошел к стойке, погрузившись в изучение вощеной таблички, время от времени что-то чиркая стилосом. Верно, доходы подсчитывал.
Петрей наскоро прожевал кусок мяса, запил изрядным глотком вина и поднялся на ноги.
— Пойду с хозяином потолкую, — сказал он. — И вот что… Возможно, прогуляться придется. Мне и Марку. Так что поторопись с едой. А то голодный останешься.
Он быстро двинулся к стойке, и все тут же удивленно воззрились на Фульциния. Сам в полном недоумении, он только пожал плечами. Петрей говорил с хозяином недолго. Вся беседа продлилась несколько минут, при этом Фульциний заметил, что Петрей выложил на стойку несколько монет, после чего хозяин стал разговорчивее. Несколько раз он махнул рукой и повернулся, будто указывая направление.
— Пошли, — сказал центурион, вернувшись к столу. — Нас не ждите, спать ложитесь. Вернемся ночью. Выходим завтра с рассветом. Или как получится.
Фульциний молча встал, прихватив меч, но Венанцию явно не понравилась вся эта таинственность.
— Что ты задумал? Куда это вы собрались на ночь глядя?
— Тебя это дело не касается, патриций.
— Что?! Ты мне не командир, чтобы…
— Успокойся, достойный Венанций. — Феликс накрыл его ладонь своей. — Если Петрей говорит, что ему нужно прогуляться, пусть идет. Не будем ему мешать. Разве не может у нашего центуриона быть своих дел тут поблизости? Может, у него тут какие знакомые обитают, коих навестить следует?
Петрей не заметил насмешки в словах святого отца и молча двинулся к выходу. Фульциний, помедлив, последовал за ним.
Лошадей они с собой не взяли — и правильно, нечего лошадям делать на такой дороге. Два часа они карабкались по едва заметной горной тропе, окруженной густым лесом. Петрей невозмутимо пер вперед, будто точно зная, куда идет. Он даже не счел нужным дать хоть какие-то пояснения, и Фульциний проклинал его про себя, думая, что вся остальная компания сейчас, сытно поужинав, укладывается спать, а они вместо этого идут неведомо куда и зачем.
Начинало темнеть, тропу стало плохо видно, да Фульциний уже не был уверен, осталась ли еще тропа, или они просто продираются сквозь кустарник, разросшийся на крутом каменистом склоне. В очередной раз оступившись и проехав на животе несколько футов по скользящей осыпи, Фульцний не выдержал:
— К Эребу твои секреты, Петрей! Куда мы идем? Зачем сюда лезем? Я, чтоб ты знал, не горный козел, ноги на здешних тропах ломать!
— Другой тропы нет. Так трактирщик сказал, его и благодари. Вставай и пошли, хорошо бы до темноты успеть.
— Куда успеть, Гадес тебя забери?!
Петрей помог ему подняться и чувствительно хлопнул по плечу.
— А чего зря болтать? Сейчас сам все узнаешь. Давай за мной. И ногами шевели побыстрее.
Проклиная все на свете и больше всего несносный характер Петрея, Марк побрел за ним.
— Мы ищем отшельника, что живет в здешних горах, — неожиданно сказал центурион, даже не обернувшись. — Ищем по приказу Красса. Так что поторопись. Как он еще гостей примет, коли ночью к нему заявимся?
Примерно через час непролазные заросли расступились, обнаружив неприметную тропку. Идти стало легче, а вскоре послышались громкие удары, будто кто-то колол дрова.
— Пришли, кажись, — бросил Петрей. — Ты помалкивай, говорить я буду.
Удары топора прекратились еще до того, как они вышли из леса. Видно, их приближение тоже услышали, да они и не скрывались. В наступивших сумерках можно было разглядеть небольшую полянку и покосившуюся хижину с древним сараем. Перед дверью хижины стояла огромная колода, а возле нее, опираясь на топор, смотрел на них, надо полагать, тот самый отшельник. Был он высок, на голову выше Фульциния, одет в грубую шерстяную тунику. По плечам разметались длинные волосы, черные как вороново крыло.
— Привет тебе, добрый человек! — сказал Петрей, подняв руку. — Не бойся нас, мы пришли с миром.
Отшельник долго молчал, глядя на них, и под этим взглядом Фульцинию стало как-то не по себе. Судя по лицу, это был зрелый муж и когда-то, до того, как преждевременные морщины пролегли на его лбу и в уголках глаз, был невероятно красив. Но и сейчас ошибиться было невозможно — такие правильные черты, породистый нос и сурово сжатые губы могли принадлежать лишь благородному человеку. А прямая осанка и рельефно выступающие мышцы могли украсить любого атлета и гладиатора. Фульциний поставил бы все, что у него было, против медного аса на то, что этот отшельник в прошлом был воином и меч держать его рукам гораздо привычнее, чем крестьянский топор.
— А я и не боюсь, солдат. — Слова падали медленно и как-то хрипло, будто этому человеку нечасто приходилось говорить. — Прошло то время, когда я чего-то боялся.
Отшельник умолк. Он не спрашивал, кто они и зачем пришли. Просто стоял и молчал. Петрей сделал несколько шагов вперед.
— Я искал тебя. О том, где ты живешь, мне рассказал Эрбин, хозяин постоялого двора.
— Я не хочу никого видеть. Зачем ты пришел? Если Эрбину нужны шкуры, он присылает…
— Мне не нужны медвежьи шкуры. Не нужен и мед, который ты поставляешь Эрбину. Меня прислал не он, а другой, куда более могущественный муж. Я пришел сказать тебе, что ты вновь нужен Риму, Риотам.
Отшельник вздрогнул.
— Откуда тебе известно это… имя? И почему ты обращаешься так ко мне?
— Потому что ты и есть Риотам — король бриттов Арморики.
— Бывший… — еле слышно сказал отшельник. — И ныне зовут меня иначе. Но это не имеет значения, потому что я забыл обо всем. Стараюсь забыть…
— Не время сейчас забывать! Напротив, время вспомнить! Знаешь ли ты, что случилось за эти годы? И, главное, что случилось совсем недавно в Риме?
— Я ничего не знаю. И не хочу знать. Не понимаю, как ты разыскал меня, но, какой бы ни была твоя цель, ты проделал свой путь напрасно. Я ушел от мира. Теперь моя жизнь, покуда я еще не распростился с нею, здесь.
