неподходящей обувью. Ощущение было такое, что я иду босиком. Каждый камешек и каждая ветка ощущались в полной, так сказать, мере. Нда... Может если бы у меня были трекинговые ботинки и анатомический рюкзак, идеально подгоняющийся по спине, жилось бы легче. Я вздохнул, наклонился еще ниже, чтобы дурацкий рюкзак практически лежал у меня на спине. Так узкие лямки не так больно врезались в плечи. Я сунул под них ладони и изо всех сил старался не пыхтеть, как паровоз. Сдул с носа капельку пота. Бросил взгляд назад. Ну хоть не самый последний, и то ладно.
По краям дороги росли запыленные кусты. Пасмурное небо иногда проглядывало через верхушки деревьев.
Потом дорога приблизилась к забору той базы, где мы пололи пионарий. Некоторое время мы топали вдоль металлической ограды. Двое пожилых постояльцев санатория даже остановились на аллейке, чтобы поглазеть на непривычное зрелище — строй подростков под рюкзаками, вышагивающий мимо по лесу.
Я смотрел на свои ноги в кедах и бубнил про себя все подряд известные считалочки. Потом, когда они мне надоели, взялся вспоминать песенки с подходящим ритмом. И ждать, когда же, черт возьми, я уже привыкну к этому клятому рюкзаку или у меня откроется второе дыхание. Но легче не становилось. А вот хуже — да. Почему-то начала побаливать голова. На правой пятке пульсировало нарастающее неудобство. Кажется, мозоль. Вот блин! Ну как же так? Эти кеды я таскаю уже довольно давно. Я в них и ходил, и бегал, и лазил на дерево. И все было нормально. Но стоило выйти в поход, как что-то сразу же пошло не так. Надо будет попросить у мамы лейкопластырь...
Длилось это все, кажется, уже целую вечность. Считалочки и песни в голове довольно быстро закончились, так что приходилось просто считать шаги, глядя на грязно-белые носки своих кед. Потом я сбился в подсчете, и решил, что простого «раз-два, три-четыре» будет достаточно.
Где-то на половине тоскливой шагающей вечности впереди что-то поменялось. Кажется, мы сворачивали с накатанной лесной колеи на тропу. Значит, скоро будет привал.
А привал — значит завтрак. Как только я подумал про завтрак, как желудок издал звук, напоминающий медвежий рык. Поворот на тропу был никак не обозначен, во всяком случае, я никаких меток не заметил бы. Зато там стояла моя мама, уже без рюкзака, и показывала всем поотставшим едва заметный проем в кустах. Я перебрался через небольшую кочку, отвел в сторону ветки и оказался на заросшей травой тропе. Да, здесь было уже заметно, что люди тут ходят. Если не постоянно, то хотя бы изредка. Интересно, кто? Грибники и собиратели ягод? Или туристы с соседних баз и лагерей? Или это просто старая тропа, по которой давно много ходили, а сейчас не ходят, но следы множества прошедших по ней туристов все еще заметны. Хотя не... Тропы довольно быстро зарастают, вряд ли за семь лет, или сколько там прошло со времени последнего похода из лагеря «Дружных», лесная тропа сохранилась бы.
Деревья расступились, и я оказался на полянке, где самая шустрая часть отряда уже посбрасывала рюкзаки и толпилась вокруг Игоря, ловко орудующего ножом. Мой оголодавший организм моментально учуял запах шпротного паштета.
Хотелось повалиться на землю, но я через силу заставил себя улыбнуться. Прижался рюкзаком к ближайшей сосне и вытащил руку из одной лямки. Потом из второй. Вредный рюкзак вывернулся и упал на переплетение сосновых корней. Плечи пронзила боль облегчения. Да уж, есть только одно похожее ощущение — когда промерз до костей, заходишь в тепло и хватаешься закостеневшими пальцами за батарею. Становится больно и хорошо одновременно. Так и здесь.
А место-то, похоже, и правда обжитое. Сняв рюкзак, я смог, наконец, снова воспринимать окружающий мир. Посеревшие от времени бревна были сложены большим квадратом. На ветках в нескольких местах висели рваные кеды. На краю поляны — вбитая на кольях в землю табличка со стрелкой и надписью «Соболья застава». А под ней — потемневшие остатки фанерки. Судя по следам, когда-то на ней писали свои имена проходящие здесь туристы.
Я получил два полагающихся мне бутерброда и кружку воды и уселся прямо под той сосной, где упал мой рюкзак.
Как ни странно, чувствовал я себя совсем не так плохо, как мне казалось несколько минут назад. Если не считать стертой пятки, все остальное пришло в норму гораздо быстрее, чем я мог себе представить. Жирный и невкусный шпротный паштет, который я в обычной жизни не ел уже лет, наверное, десять, здесь оказался прямо-таки деликатесом. Силы вернулись почти моментально. Прямо как в компьютерной игре.
Хорошо быть молодым, все-таки!
— Ну что, все поели? — спросил Сергей Петрович.
— Это нечеееестно, — заныли девчонки, пришедшие на поляну последними. — Мы же еще не отдохнули...
— Надо было шагать быстрее, а не плестись там в хвосте! — заявил Марчуков, который скакал по поляне как козел, изображая... не знаю кого. Вот уж кому дурацкий рюкзак никак не помешал вообще...
— Под рюкзак! — скомандовал Сергей Петрович, сам же первый и выполняя свою команду.
Идти и правда стало легче. Не сразу, правда. В первый момент, когда я снова впрягся в неудобные лямки рюкзака, мне захотелось взвыть от боли. Казалось, что ключицы потрескались по всей длине. Но буквально через минут пять боль прошла. Ну или, точнее, не совсем прошла, а просто я как-то перестал обращать на нее внимание. Наверное потому что путь наш стал по меньшей мере, интереснее. Узкая тропка была окружена уже не пыльными кустами, а вполне авторитетными толстенными соснами и какими-то лиственными деревьями. Осины? Вязы? Ясени? Фиг знает, я так и не выучил точно, как именно они все называются.
Потом тропа пошла вверх, похоже, мы взбирались на возвышенность вроде холма или сопки. Настоящих гор вокруг Новокиневска не было.
Я поднажал и вырвался из отстающих в авангард. Правда, довольно быстро об этом пожалел, потому что мне тут же вручили брезентовый сверток палатки. Переходящий приз, ага. Сначала я волок его за пришитую к боку тюка лямку. Пипец, неудобно, конечно! Пришита эта «ручка» была не строго по центру, так что один край все время перевешивал. Ну и весила палатка килограммов, наверное, пять. Так что перетягивала на один бок мою и так не очень уравновешенную фигуру. Тогда я обхватил ее обеими руками и прижал к себе. Стало удобнее, но ненадолго. Оставленные в покое лямки рюкзака жадно впились в мои плечи и принялись из
