– Каков будет уговор? – спросил Рюрик. – Бой до первой крови?
– Бой насмерть! – крикнул Пирагаст.
Рюрик молча глянул на Олега.
– Если ему так не терпится умереть, – усмехнулся Олег, – то пожалуйста!
Людям ответ понравился, Пирагаст пошел пятнами, а что творилось на душе у Олега, не знал никто, кроме его самого. А ему было паршиво.
– Начинаем! – крикнул Рюрик и подал знак гридням. Те заколотили мечами о щиты. Вапнатак – так это называется.
– Вызванный на поединок делает первый выпад! – объявил рейкс.
Олег похолодел. Сделав несколько шагов навстречу Пирагасту, он потянулся за тати. Пирагаст, глумливо усмехаясь, приблизился, нежно поглаживая ладонью рукоятку хазарского меча, предка сабли. Что произошло дальше, заметили лишь самые наблюдательные из воинов.
Олег выхватил меч, тати описал короткую дугу и отсек Пирагасту левое ухо. Клинок замер в нескольких пальцах от шеи «морского брата», и лишь теперь последний сын Онева отбил меч. Но не лязг ударил в уши – музыкальный звон поплыл над замершей толпой. Люди увидели мало – как отрубленное ухо пало на землю, словно дубовый листок, – и заорали, засвистели, приветствуя такое начало. И только опытные воины переглянулись, улыбаясь с пониманием. Какая злая насмешка! Вызванный на поединок мог подрубить шею Пирагаста и кончить бой одним ударом, а он играет, он выказывает свое презрение! Понял это и сам Пирагаст. Впервые в нем закопошились сомнения, но лютая злость затмила доводы разума.
– Ты!.. – завопил он, давясь слюною.
– Я, – согласился Олег. – Да ты не беспокойся, поболит и перестанет!
– Убью! – выдохнул Пирагаст и кинулся на Олега, сжав рукоятку меча так, что пальцы побелели.
А Сухов, наоборот, сбросил напряжение. Он вспомнил наставления своего тренера, Канда-сэнсэя из клуба. Тот всегда говорил: «Отрешись от земного. Не бойся. Не думай о том, как ты выглядишь со стороны. Веди меч!»
Олег улыбнулся и повел тати. Отбив яростную атаку Пирагаста, он нанес подрезающий удар с обходом вокруг противника.
– Посмотри на землю… урод! – говорил он отрывисто. – Сюда… я тебя… уложу! Сюда… впитается… твоя вонючая кровь!
А капли уже падали, они скатывались с головы Пирагаста, истекая из обрубка ушной раковины, капали из глубокого пореза на бедре. Олег проговаривал оскорбительные вещи, но вера в свою победу еще не народилась в нем, только надежда зачалась. Надежда на то, что самурайские приемы дадут ему хоть какое-то преимущество перед этим опытным рубакой.
– Бей! Коли его! – выкрикивали из толпы.
– Так его! Во!
– Да куды ж ты!..
– Ага!
– Есть!
Тяжелая сабля так и мелькала в руке Пирагаста, блистая вверх, вниз, наискосок. Катана звенела на все лады. Олег отшиб саблю с линии атаки, сделал короткий приставной шаг и нанес три вертикальных удара подряд, три за один удар сердца. И отшагнул.
Пирагаст стоял, выпучив глаза и слегка покачиваясь. Сабля его медленно опускалась, пока не уперлась острием в землю, и только тогда мертвое тело Пирагаста рухнуло в пыль. Череп, перерубленный тати, развалился, сочась студенистыми извилинами.
Тишина стояла такая, что было слышно чириканье воробья на крыше терема.
– Олег! – завопил Пончик. – Ур-ра-а!
Толпу будто кто включил – люди заревели, заорали, засвистели, сжимая круг, махая руками, щеря рты.
Но Олег не слышал этих выражений восторга – не отошел еще. Правда едва-едва доходила до него, не радуя пока, проскальзывая мимо заторможенного сознания. Сухов, не зная тонкостей ритуала, повернулся к Рюрику, поклонился. Рейкс поднял руку и оповестил толпу:
– Олег одержал победу! Боги на его стороне!
И толпа заорала по новой…
– Здорово! – радовался Пончик. – Ну, ты даешь!
Пробился Хилвуд и протянул руку.
– Нам такие нужны! – заявил он. Глянув на небо, Хилвуд крикнул: – Время уже. Грузимся!
Толпа, разбившись на отбывающих и провожающих, забурлила, повалила к пристаням.
Олег аккуратно вытер окровавленное лезвие катаны и уложил меч в ножны.
– Пошли, Пончик, – слабо улыбнулся он, – а то наши места займут!
Глава 33. Конь Свентовита
За ночь канал, связывавший Старигард с морем, совершенно преобразился. Ни одного торгового или рыбачьего судна не стояло в нем. Зато строгой линией выстроились боевые корабли, лодьи и снекки. Лодьи выглядели точно такими же, что и в Гардах, только паруса были не полосатые, а одноцветные, с ярким изображением сокола, падающего на добычу.
– Похоже на украинский трезуб! – заметил Пончик сходство.
– Так это и есть трезуб! – пояснил Олег. – Вернее, силуэт кречета, падающего на добычу, которого безграмотный Петлюра счел трезубом. Древняя тамга, однако, шибко-шибко древняя.
Олег шутил натужно, через силу – пошла нервная реакция. У него сильно задрожали руки, он стал стучать зубами, иногда передергивая плечами, словно от озноба. Пончик заметил, что с ним происходит, но утешать не стал, просто стоял рядом и вздыхал.
– Это адреналин, пройдет…
– Сюда! – крикнул Хилвуд с самой большой снекки и замахал рукой.
– П-пошли, – сказал Олег.
Снекки вендские, в отличие от лодий, строились другими, чем в Гардарике. Пошире, поосновательнее, на носу и корме имея по квадратной площадке, обнесенной толстыми досками с набитыми воловьими шкурами, а снаружи еще и щитами увешанной. Впереди был форкастль, сзади – ахтеркастль, а посередине – крепкая мачта с большим парусом. Силуэт снекки напоминал когг. Только тот был пузатый и круглый, и до того неуклюжий, что разворачивали когг с помощью буксира. А снекка – корабль боевой, ему скорость нужнее, чем вместимость, оттого ее корпус больше вытягивался в длину, чем раздавался вширь.
– Располагайся! – осклабился Хилвуд. – Тебе какое весло по нраву?
– Игрушечное, – улыбнулся Олег.
Хилвуд весело захохотал, хлопая себя по ляжкам, и провел Олега до его скамьи.
– Послушай, – сказал Олег, – как звать тебя, я знаю, а величать как?
– Боярин[80] я, – просто ответил Хилвуд.
– Вот теперь все ясно!
Хилвуд снова рассмеялся, хлопнул Олега по плечу и пошел наводить порядок на палубе. Сухов вздохнул, отходя, – только внутри что-то еще размерзалось, – положил кожаную сумку со шлемом и кольчугой под скамью и расстегнул подкольчужную рубаху – было тепло.
Снекка быстро заполнялась. Варяги, широкоплечие, с крепкими шеями и мускулистыми руками, рассаживались по скамьям, мостились, заводили разговоры или разминались перед долгой греблей. Впереди Олега сел и вовсе здоровенный парень примерно его лет, но вдвое большей комплекции. Лицо у него было – типичный добер молодец из русских народных сказок. Белокур, кудряв, курнос. Аккуратная бородка. Улыбка во все тридцать два. Добер молодец обернулся к Сухову:
