Погоня не принесла никаких результатов – неизвестные европейцы быстро затерялись в переулках. Но определенные выводы наша братия из происшествия сделала…
– Надо быть готовыми к возможному нападению, – сказал как отрезал Карпов. Его не меньше нашего взволновала эта непонятная ситуация с беглецами. – Не думаю, что это были обычные бандиты, пусть и европейской наружности. Какой преступник стал бы убегать при виде военного, а не жандарма?
– Быть может, это были дезертиры из рядов регулярных войск генерала де Голля? – предположил Леха, но за эту мысль он не очень цеплялся. Рядом забубнил на английском Сергей – он работал переводчиком для Кинга, Кейва и Пайса.
– Возможно, но маловероятно, это также дело жандармерии. Лейтенант Биссо или Ибрахим узнали кого-нибудь из этих людей?
– Нет. Никого из тех троих наши сопровождающие не узнали. Вдобавок в том же кафе, где сидела эта троица, пили кофе два французских офицера из числа только прибывших войск. Кто они и откуда прибыли – Биссо неизвестно.
– Спасибо, Пауэлл… – Задумчиво почесав подбородок, Карпов продолжил: – Значит, это не дезертиры. И испугались они не французских офицеров.
– Они испугались либо нас, либо рейнджеров, – включился в разговор Юра.
– Раз мы были для них угрозой, то и они могут быть угрозой для нас, – подтвердил Леха.
– Не нравится мне это! Кому мы могли здесь, в африканской стране, насолить за неполных две недели, товарищ подполковник?
– Англичанам, немцам, вишистам. Мы им сильно мешаем.
– Тогда они очень себя засветили. Мы ведь забеспокоимся, предпримем соответствующие меры. Да в конце концов – сообщим генералу де Голлю, и в городе станет тяжело любому шпиону! Французы не будут закрывать на это глаза.
– Алексей, как думаешь, французы готовились к нашему приезду? Делегация послов из СССР и США… Намечается серьезнейшая конференция… Масштабно, не правда ли? – В ответ на мой вопрос Леха утвердительно кивает. – Значит, в городе и без того затянуты все гайки. Де Голль сделает все, чтобы конференция не была сорвана. Но эти гаврики откуда-то все же вылезли и неожиданно для себя пересеклись с нами. Они не ждали нашего появления там. За нами и за посольствами, с высокой вероятностью, следят. И о наших выходах на прогулки по округе в последние два дня – тоже знают. Но при этом на свой страх и риск они все равно вышли в район порта и сели в кафе прямо напротив причалов. Почему?
Все задумались.
– Они кого-то ждали. – Куратор в очередной раз доказал свой высокий профессионализм.
– И этот кто-то должен был явиться из порта… Стоп, а что за офицеры в том кафе сидели? То, что это французы, – понятно. Но интересует иное – откуда они прибыли? – Похоже, Юра пришел к каким-то выводам.
– Хм, этого я не знаю… – Оп, а Карпов не всевидящий и всезнающий, как могло показаться раньше. – Пауэлл?
– На момент нашей встречи с неизвестной троицей в порту стояло два судна – пассажирский пароход и небольшой транспортник. Кто прибыл на пароходе – неизвестно, но вероятно, французские войска. А вот с транспортника краном сгружали какую-то технику.
– Trucks and light armored cars[67]. – Значит, Кейв обратил внимание на процесс разгрузки. Молодец сержант! Переводить эти слова не пришлось – все сообразили, о чем идет речь.
– Вполне обычное пополнение… Ох, ладно, товарищи, заканчиваем с домыслами… Нам в этих вопросах разбираться – не с руки. Мы на территории чужого государства и лезть в дела местной контрразведки не будем. Предпримем шаги по усилению мер безопасности в посольствах, а все наши наработки по тем беглецам передадим генералу де Голлю…
Это решение не понравилось многим участникам совещания, в том числе и самому подполковнику Карпову. Но лезть в чужой монастырь со своим уставом очень некрасиво! Даже если добьемся положительных результатов, наше поведение будет выглядеть… неуважительно. Тут свои люди для решения таких задач есть, а какие-то приезжие охранники посольств (!) у этих людей хлеб отбирают. Нет, не надо нам такой славы… Мы негордые, потерпим.
В центр города и в район порта после случая с беглецами наши группы уже не ходили – не потому что испугались, а потому что нас попросили не тревожить злодеев, за которыми, если верить лейтенанту Биссо, местные контрики уже вовсю следят.
Посему наше исследование окрестностей ограничилось прогулками по прилегающей к посольствам территории. Скудно и опять-таки скучно, но зато все ямы, кусты, камни и прочие природные укрытия и пути подхода к посольствам, способные послужить врагам, были внимательно изучены, занесены на самодельную карту и взяты под особое наблюдение. Сами же посольства перешли на некое подобие осадного положения. Во всех комнатах, выходящих окнами на улицу, были навалены мешки с песком. На крышах обоих зданий выросли укрепленные теми же мешками позиции наблюдателей (а по сути, это были позиции для двух имеющихся у нас автоматических гранатометов Таубина, которые ждали своего часа в оружейных комнатах посольств). В просторных подвалах зданий оборудовали убежища с запасом провианта, медикаментов и боеприпасов. Кто знает, что тут может стрястись! Вдруг с моря корабли подойдут да начнут из пушек стрелять? Куда послов прятать?..
За все это «самодурство» и «маниакальный милитаризм» нам влетело и от Кэффери, и от Богомолова. Они очень и очень эмоционально восприняли наши нововведения. Им показалось, что французы могут просто не понять этих выходок и испугаться. Люди, от которых они ждали помощи, – строят укрепления! Любой союзник призадумается, если у него в тылу званые гости роют окопы и строят бункера. Неловко выглядит, согласитесь! Однако Карпов сумел убедить товарищей, что французы даже не узнают об укреплениях, – ведь снаружи посольства выглядят точно так же, как и до нашего заселения, исключением являются лишь выросшие на крышах позиции.
Вот так, в трудах и легком беспокойстве, шли дни нашего пребывания в Марокко. Послы мало-помалу договаривались с де Голлем (о чем можно договариваться несколько недель, мне неизвестно, но с каждым днем Кэффери и Богомолов выглядели все веселее и веселее), мы несли службу по охране посольств, французы все так же копошились в Касабланке, а враги и их прихвостни – затаились.
Ничего особенного не происходило вплоть до седьмого декабря. Этот день волею судеб стал одним из поворотных дней Второй мировой. Только мне тогда это было неизвестно…
Я, мой брат и друзья с раннего утра ждали плохих известий из США. Седьмое декабря – черный день календаря американского народа. День нападения на военно-морскую базу Перл-Харбор. Это однозначно не двадцать второе июня, несопоставимы жертвы и ужас. Но тьма войны – она что в Белоруссии, что на Гавайях, одинаковая.
