Обсуждение закончилось по воле пана Ковальчека, видимо опасающегося скандала, а возможно — вмешательства полиции. Все было понятно — такие вот политические лекции, проводимые иностранными волонтерами балансировали на самой грани «подстрекательства к бунту» — а то что не произносилось вслух, домысливалось каждым самостоятельно. Граф Ежи отметил, что далеко не все в этой дискуссии стали на сторону британской лекторши — благо память о геноциде поляков в Австро-Венгрии силами молодчиков Павелича была очень даже жива. Это тоже было — мировое сообщество, и о том не следовало забывать.
Елену он поймал уже на выходе, утащил в какой-то закоулок, образованный стеной и мебелью, вынесенной из аудитории видимо на время ремонта, и составленной друг на друга до потолка.
— Отпусти… — сказала Елена без злобы — мы все прояснили.
— Выходи за меня замуж — вдруг неожиданно даже для самого себя выпалил граф.
Елена фыркнула как кошка.
— Отпусти… Иезус Мария что за глупости… ты пьян?
— Ты знаешь, что нет.
— Ну что ты говоришь такое? У нас не будущего… я не смогу быть тебе супругой, просто не смогу. Мы будем мучить друг друга и в конце концов разойдемся.
— Лучше год счастья, чем жизнь полная тоски о несбывшемся.
— Глупости. Как ты не понимаешь — мы просто разные, и это надо прекратить. Тебе нужна супруга, чтобы сидела в твоем поместье и рожала детей, ждала тебя со службы. Я такой быть не смогу, я живу на полной скорости. И если я разобьюсь об стену, это мой выбор и мое решение, тебе этого просто не понять.
— Тебе наркотики дороже меня?
— Ай… что за глупости. Отстань!
Высвободившись, Елена направилась к выходу…
Весьма невежливо освободившись от внимания пани Гражанки, которая сидела рядом с ним, граф уже направлялся к выходу, дав зарок больше сюда ни ногой — как рядом оказался профессор. Непонятно почему он решил, что можно сделать свой ход, возможно он сделал неправильные выводы из сцены между графом Ежи и пани Гражанкой… а может он людей по себе судил… как бы то ни было, профессор оказался рядом.
— Признаться, я был несколько… огорчен вашим выступлением.
— Что думаю то и говорю — огрызнулся Ежи — это здесь принято если помнить, то избирательно, если говорить — то с двойным подтекстом.
— История это национальный миф… — задумчиво сказал пан Ковальчек — не отнимайте его у поляков, это одно из того немногого, что их объединяет. Не проводите меня… Я живу на авеню Ягеллонов.
Ягеллонов! Ах ты…
Если бы он назвал другой адрес — граф с негодованием отверг бы его «недвусмысленное предложение». Но авеню Ягеллонов… Ну, смотри — сам напросился…
— Конечно, провожу…
Из корпуса они уже выходили, чуть ли не рука об руку. Никто на это не обращал здесь никакого внимания — каждый был волен жить, как хочет и спать с кем хочет. Было уже темно, на территории включили фонари — но половина из них не работала. Стоянка и вовсе не освещалась…
Профессор эффектным жестом вскинул руку — и, отзываясь на зов брелка автомобильной сигнализации, приветливо мигнула фарами маленькая круглоглазая Альфа-Ромео.
— Прокатимся?
— Я на своей…
— Как желаете… — чуть обиженно ответил профессор.
Польский ФИАТ был хоть и родственником Альфа-Ромео — но дальним. Графу Ежи надо было другое — в бардачке лежал заряженный семью патронами Наган прадеда. Запустив мотор, он протянул руку, достал из бардачка револьвер. Подбросил — и сунул во внутренний карман блейзера.
Несмотря на то, что Альфа могла запросто «сделать двести» даже на узких, забитых транспортом улицах Варшавы — профессор вел машину медленно и осторожно, то ли опасаясь чего, то ли просто желая сохранить в чистоте водительские права. Ежи без труда держался у него на хвосте, даже со своим ФИАТом, который на пятой передаче ехать не желал вовсе, а при переходе на пониженную. — дергался как паралитик. Ехать было недалеко, уже через десять минут показалось знакомое авеню Ягеллонов. Как он и ожидал, профессор свернул примерно там, где недавно стояла желтая Веспа, и где он недавно схлопотал штраф. Дворы в Новой Праге были темными, тихими, дома — дорогими и пристойными. Совсем рядом был зоосад и парк русской армии,[81] район считался престижным.
Профессор легко выбрался из кабриолета даже не закрывая дверь, вручную поднял тент. Было какое-то странное очарование в старинных кабриолетах, в которых есть настоящий тент, который надо поднимать вручную, а не сервоприводами. Напоследок, профессор погладил машину по крылу, будто коня, сослужившего верную службу…
Опасения графа не подтвердились — консьержа в подъезде не было, и камеры видеонаблюдения тоже — по крайней мере он ее не заметил. В подъезде было светло и уютно, на ступеньках лежала красная ковровая дорожка, прикрепленная медными гвоздиками к полу. На каждом этаже была настоящая цветочная галерея.
— Уютно тут… — как бы вскользь заметил профессор.
— Я к другому привык.
— К чему же?
— Либо поместье — там все свое, родное, руками сделанное. Либо съемная квартира недалеко от полка — там какая обстановка есть, так и ладно.
— Квартира в Варшаве все же удобнее поместья.
— Не спорю…
Оказалось — третий этаж. Дверь у профессора была вычурная, деревянная, какая то наборная из дерева разных пород. Перед дверью — коврик.
Цвета радуги.
Замок был только один, да еще английский. Очевидно профессор не придавал значение обращения варшавской полиции к домовладельцам о необходимости ставить на двери как минимум два замка разных систем.
— Прошу!
Холл — довольно большой, просторный, выполнен в технике минимализма. Очень необычные светильники — как световые колонны, в каждом углу, от пола до потолка. Квартира явно дизайнерская, пример дизайнер поработал необычный.
Граф Ежи оглянулся в поисках сменной обуви.
— Не беспокойся. Здесь чисто, домработница приходит каждый день. Ненавижу грязь, знаешь ли…
Вот как?
— Проходи вон туда…
За дверью, сделанной из металла и стекла оказалась комната, видимо гостиная. Большая и холодная, выполненная в серо-синих цветах, почти без мебели. Жалюзи вместо штор и тюля, диваны какой-то странной формы — большие, кожаные. Журнальный столик, тоже из металла и стекла, который профессор ловко подкатил к одному из диванов.
— Располагайся. Какую музыку включить?
— Не знаю… что-нибудь погромче.
Чтобы соседи не услышали. Урод.
— Вот как… Рэп подойдет? Мне подарили кассету, я ее еще не слушал.
